41 
Итак, еще не достигнув тридцати, но уже став властелином обширнейшей империи, хранителем несметных богатств, верховным главнокомандующим дюжины армий, состоявших из скифов, сарматов, кельтов и меотов, и отцом целого выводка сыновей, царь Митридат VI отправил в Рим посольство, которому надлежало выяснить, может ли он получить титул «друга и союзника римского народа». Произошло это в тот год, когда Гай Марий и Квинт Лутаций Катул Цезарь разбили последние силы германцев при Верцеллах, поэтому сам Марий получил весть о переговорах из третьих рук – через письма, которые отправлял ему Публий Рутилий Руф. Вифинский царь Никомед немедленно обратился в сенат с жалобой; согласно жалобе сразу двух царей, тем более постоянно враждующих, именовать «друзьями и союзниками римского народа» никак невозможно. Никомед напоминал, что лично он никогда не нарушал клятву верности Риму с тех самых пор, как взошел на вифинский престол более полувека назад. Вторично выбранный народным трибуном Луций Апулей Сатурнин встал на сторону Вифинии, так что деньги, выплаченные послами Митридата нуждающимся сенаторам, пропали даром. Посольство Понта вернулось домой несолоно хлебавши.
Такое развитие событий опечалило Митридата. Сначала он поверг свой двор в ужас, бегая по залу, изрыгая проклятия и страшные угрозы в адрес Рима и всего, к нему относящегося. Далее он впал в транс, испугавший придворных еще пуще, и просидел в одиночестве на своем троне, покрытом львиной шкурой не один час, усиленно хмуря брови. Наконец, коротко переговорив с царицей Лаодикой, коей надлежало управлять государством в его отсутствие, он оставил Синопу, куда не совал после этого носа более года.
Путь Митридата лежал изначально в Амазею, первую понтийскую столицу, облюбованную его предками, где были похоронены в вырубленных в скале могилах прежние цари. Он днями и ночами бродил по коридорам дворца, не обращая внимания на боязливых слуг и соблазнительные мольбы двух своих жен и восьми наложниц, постоянно там проживавших. Затем, подобный внезапной буре, зарождающейся в горных теснинах и там же стихающей, царь Митридат присмирел и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Он обошелся без вызова из Синопы придворных и без поездки в Зелу, где квартировала армия; вместо этого он обратился к вельможам, обретавшимся непосредственно в Амазее, с повелением выставить тысячу первоклассных солдат. Он все очень хорошо продумал и отдал приказ настолько непререкаемым тоном, что никто не посмел возражать. Отправившись в Анкиру, крупнейший галатийский город, в сопровождении всего одного стража, он значительно опередил свое войско. Но еще раньше он отправил вперед вельмож, приказав собрать в Анкире всех племенных вождей Галатии, дабы те выслушали заманчивые предложения, с коими к ним собирается обратиться понтийский царь.
Галатия была диковинной землей, кельтским аванпостом на субконтиненте, населенном потомками персов, сирийцев, германцев и хеттов. Все они, за исключением сирийцев, были белокуры и светлокожи, однако все равно уступали в этом кельтским иммигрантам, ведущим свое происхождение от галльского царя Бренна.[64] Уже почти два столетия они занимали значительный по размерам и плодородный участок анатолийской земли, ведя свойственный галлам образ жизни и не перенимая культуру окружающих их народов. Даже внутриплеменные связи были у них незначительными: они обходились без верховного правителя, поскольку не намеревались сбиваться в кучу для территориальных захватов. Какое-то время, они, впрочем, признавали понтийского царя Митридата V своим сузереном, однако это превратилось в чистую формальность, не принесшую никаких выгод ни им самим, ни Митридату V, поскольку они отказывались платить подати, а царю так ничего и не удалось с них потребовать. С этими людьми нельзя было шутить: они были галлами, то есть превосходили неумолимостью фригийцев, каппадокийцев, понтийцев, вифинцев, ионийских или дорийских греков.
Вожди всех трех галатийских племен и их ответвлений съехались в Анкиру, созванные Митридатом, предвкушая скорее обещанное богатое пиршество, нежели военную кампанию, чреватую не только трофеями, но и увечьями. Митридат дожидался их в Анкире, которая больше смахивала в те времена на деревню. Он собрал по пути из Амазеи все яства и вина, на которые у него хватило денег, и закатил галатийским вождям такой пир, какой они и представить себе не могли. Один вид пиршественных столов успокоил их, а потом, объевшись и обпившись, они окончательно утратили бдительность и впали в непозволительное благодушие.
41 
