Настоятельно советую тебе оставить намерение лишить наследства троих твоих детей. Если ты не изменишь своего решения, я подам на тебя в суд от имени твоих детей. Выступая перед присяжными, я не стану скрывать имеющихся у меня сведений о золоте Толозы, местонахождения крупных денежных сумм, которые ты снял со счетов в Смирне и вложил в банкирские дома, собственность и запрещенные сенаторам торговые предприятия на западном побережье Срединного моря. Среди свидетелей, к которым я буду вынужден обратиться, будут известные римские врачи, способные единодушно подтвердить тяжесть увечий, нанесенных тобой моей сестре. Далее, я не постою за тем, чтобы вызвать в суд в качестве свидетелей саму сестру, а также слугу, имеющего уши.
Что касается приданого сестры и сотен тысяч сестерциев, которые ты должен мне за содержание твоей семьи вместе с тобой, то я не стану пачкать рук, требуя от тебя их возмещения. Оставь деньги себе. Они все равно не пойдут тебе на пользу.
Наконец, о моем кольце. Его принадлежность семье Ливиев в качестве фамильной реликвии настолько широко известна, что ты поступил бы разумно, если бы отказался от попыток присвоить его себе.»
Письмо было запечатано и вручено слуге для немедленной доставки в новую берлогу Цепиона – дом Луция Марция Филиппа. Оттуда слугу выпроводили пинками, и, прихромав назад, он доложил Друзу, что ответа не будет. Снисходительно улыбаясь, Друз одарил пострадавшего десятью денариями, после чего уселся в кресло, зажмурился и стал с наслаждением представлять себе, как разъярен Цепион. Друз знал, что никакого суда не будет. Независимо от того, кто в действительности является отцом маленького Квинта, официально он будет считаться сыном Цепиона. Наследник золота Толозы! Друз расплылся в улыбке, поймав себя на страстном желании, чтобы маленький Квинт оказался длинношеим, большеносым, рыжеголовым кукушонком в гнезде Сервилиев Цепионов. Это станет для истязателя жен отличным возмездием!
Друз вызвал свою племянницу Сервилию из детской в сад. Раньше он почти не замечал ее, разве что улыбался ей, проходя мимо, гладил по голове, делал подарки и походя недоумевал, почему эта крошка такая неулыбчивая. Как Цепион мог отказаться от нее? Ведь она – вылитый отец! Такая же мстительная и сварливая. Друз придерживался мнения, что детям нет места в делах взрослых, и пришел в ужас от утренней выходки племянницы. Злая сплетница! Ей было бы поделом, если бы Друз позволил Цепиону исполнить его намерение и лишить ее права наследования.
Мысли эти не могли не отразиться на лице Друза: выйдя из детской и направившись к нему по перистилю вдоль фонтана, Сервилия заметила, как он хмур, и как холоден его взор.
– Сервилия, поскольку этим утром ты позволила себе вмешаться в дела взрослых, я счел необходимым уведомить тебя, что твой отец принял решение развестись с матерью.
– Вот здорово! – воскликнула довольная Сервилия. – Я сейчас же соберусь и отправлюсь к нему.
– Ничего не выйдет: он тебя не ждет.
Девочка так сильно побледнела, что при иных обстоятельствах Друз испугался бы за нее и заставил прилечь. Сейчас же он просто наблюдал за ней. Она, вместо того, чтобы упасть в обморок, выпрямилась и густо покраснела.
– Я тебе не верю, – отчеканила она. – Мой tata так со мной не поступит, знаю.
Друз пожал плечами.
– Раз ты мне не веришь, ступай и убедись в этом сама. Он тут недалеко, у Луция Марция Филиппа. Ступай и спроси.
– И пойду! – С этими словами Сервилия зашагала прочь, заставив няньку броситься за ней следом.
– Пускай идет, Стратоника, – остановил няньку Друз. – Просто не упускай ее из виду и верни назад.
«Какие они все несчастные! – подумалось Друзу, оставшемуся у фонтана. – И как несчастен был бы я сам, если бы не моя любимая Сервилия Цепион и наш сын, а также дитя в ее чреве, которому пока уютнее, чем всем остальным.» Покаянное настроение сменилось у него желанием наброситься на Сервилию, раз ее папаша стал для него недосягаем. Однако нежарких солнечных лучей оказалось довольно, чтобы невзгоды этого дня перестали ослеплять его, и к нему вернулось чувство справедливости; он снова был Марком Ливием Друзом, защитником обиженных. Лишь одного человека, как бы тот ни был обижен, он не станет защищать: Квинта Сервилия Цепиона.
Возвратившаяся Сервилия застала дядю все так же сидящим вблизи искрящейся на солнце струйки воды, брызжущей из пасти дельфина; глаза его были прикрыты, лицо приняло обычное покойное выражение.