Я заказал еще выпить. Покосившись в сторону, я увидел что-то странное, что-то аномальное — девушку, пухлую кроху-школьницу, робко пробирающуюся ко мне вдоль стойки. Она не могла быть старше шестнадцати, бедный заблудившийся ребенок, в розовой юбочке и коротенькой джинсовой курточке. Гомики стали на нее оборачиваться. Она забралась на соседний табурет и потребовала у сурового бармена апельсиновый сок. Вскоре я понял, что должен сделать. Это же очевидно. Назад в многоэтажку, пара успокаивающих слов ее матушке, молчаливое благодарное рукопожатие отца, партия в шашки с младшим братишкой и, уже на выходе, перепихон встояка, по-быстрому, но незабываемо, в комнате для игр.
— Привет, — произнес я, и она обернулась.
— Да пошел ты, — бросила она и отвернулась. Собственно, я и последовал ее совету. Уничтожил несколько пицц величиной с автомобильную покрышку в монгольской закусочной, поймал такси и вернулся в гостиницу. Потом пообедал в «Барбариго», ближайшем итальянском ресторанчике. Завтра большой день. Предстоит встреча с Мартиной, так что мне еще читать и читать.
Подарок Мартины назывался «Скотный двор», автор — Джордж Оруэлл. Читали? Как вы думаете, мне понравится? Я нацелил абажур лампы и выложил сигареты в ряд на столе. Потом выпил столько кофе, что к моменту, когда решительно раскрыл книжку, чувствовал себя, как убийца на электрическом стуле при первом щелчке рубильника. Настоящее имя автора — Эрик Блэр, но потом он стал звать себя Джордж Оруэлл. В этом его можно понять. Книжка начиналась с собрания животных, которые жаловались на свою тяжелую жизнь. Им действительно не позавидуешь — вкалывать от зари до зари, и ни тебе расслабиться, ни денег; но чего они, спрашивается, ожидали? Я не питаю реалистичных амбиций относительно Мартины Твен — только нереалистичные. Даже удивительно, что нынче доступно любому клиническому идиоту с кучей бабок. Если вы гетеросексуал, и в бумажнике что-то шуршит — можно рассчитывать на успех с самыми-самыми телками. Самые-самые мужики подаются в голубые или предпочитают порнографических цыпочек, клинических идиоток. На собрании животные поют песню. Звери Англии... Я прилег на кровать. Голова была полна помех. Не помешали бы очки. Еще не помешало бы подрочить. Но надо продолжать чтение. С чтением главное, что для негр обязательно быть в надлежащей форме. В том числе физической. Собственное тело все время отвлекает. Вот я пытаюсь читать, углубился в чтение, но то и дело должен откладывать книжку "чтобы пойти отлить, постричь ногти, побриться, сблевать, почистить зубы, причесаться, подрочить, принять аспирин, закурить сигарету, заказать еще кофе, поковырять в ухе и выглянуть в окно. Я снова начал читать. На собрании животные поют песню. Звери Англии. Как тут жарко, невыносимо жарко. Я подошел к зеркалу и принялся изучать свою спину. Все зажило, кроме одной ранки, которая воспалилась, серьезно воспалилась. Я-то готов отшутиться, спустить все на тормозах, но она очень серьезно настроена, в натуре раздосадована. Я снова начал читать. Я читал так долго, что никак не мог отделаться от мысли о том, как долго я читаю. Я позвонил Селине. Там шесть утра — я не обсчитался? — но никто не брал трубку. Она опять скажет, что выключала телефон. На двенадцать сорок пять у меня назначен ленч с Кадутой Масси в «Цицероне». Но сейчас еще только одиннадцать пятнадцать. Яснова начал читать — такое впечатление, будто всю жизнь только и делаю, что читаю, по крайней мере, страниц одолел изрядно. Должен признать, меня впечатлило, насколько поздно у Оруэлла начинается собственно действие — странице аж на седьмой. Это должно работать в вашу пользу. Только вы не находите, что чтение все-таки ужасно долгое занятие? Семь потов сойдет, пока доберешься со страницы, скажем, двадцать первой до, скажем, тридцатой. В смысле, сначала идет двадцать третья, потом двадцать пятая, потом двадцать седьмая, потом двадцать девятая, не говоря уж обо всех четных страницах. А потом еще тридцать первая и тридцать третья, конца-краю нет. Хорошо еще, «Скотный двор» не такой уж и длинный роман. Но вообще романы... они все такие длинные. Ужасно длинные. Через какое-то время у меня возникла мысль, не позвонить ли Феликсу и не попросить ли принести пива. Искушение я поборол, но это тоже заняло какое-то время. Потом я позвонил Феликсу и попросил принести пива. И продолжал читать,
С перерыва на ленч я вернулся в без четверти пять в превосходной форме, заглянув на обратном пути в кабак—другой. Оставалось три часа и сто двадцать страниц. Девяносто секунд на страницу, ерунда какая. С Кадутой Масси тоже прошло вполне мирно, в этих ее апартаментах. Я просто сидел и кивал на пару с ее старым князем Казимиром (до сих пор не может оправиться после Второй мировой), а Кадута соловьем разливалась о детях и матерях, о родовых схватках, о временах года и холмах ее родной Тосканы, где растет трава, дует ветер, а небо голубое. Судя по всему, на ее холмистой родине весна — это время возрождения, почва исторгает новую жизнь, набухают почки, а в молодых деревьях бродит сок.