Особенно,... 
65 
И теперь, держа на руках Отто-младшего, Уоллингфорд спрашивал себя: почему ему самому никогда не хотелось иметь малыша? Ведь это так приятно — взять на руки собственного сына!
Он даже прослезился. Дорис и ее мать решили было поплакать с ним вместе, но поспешно вытерли слезы: рядом находилась целая группа телевизионщиков с круглосуточного новостного канала. И хотя отнюдь не Уоллингфорду было поручено освещать данное событие, он в точности знал, как будет построен сюжет о появлении на свет младенца Дорис Клаузен.
— Дай руку крупным планом! А лучше и ребенка вместе с рукой! — орал телевизионщик. — А теперь — мамочку! Мамочку вместе с рукой и ребенком! Да, да, всех вместе! — И прибавил, точно плюнул: — Если голова Пата в кадр не лезет, то и черт с ней! Главное — рука\
В самолете, возвращаясь в Бостон, Уоллингфорд припомнил, какой счастливой показалась ему Дорис, и — хотя молился он крайне редко — помолился о здравии Отто-младшего. Разве мог он представить когда-то, что трансплантация левой руки сделает его таким сентиментальным? Впрочем, и он отлично понимал это, дело тут было не только в руке.
Доктор Заяц заранее предупредил его, что любое замедление восстановительного процесса может послужить признаком отторжения трансплантированной конечности, и в первую очередь отторжение может начаться с кожного покрова. Патрик удивился: при чем тут кожный покров? Иммунная система способна отторгнуть чужую конечность, внутренние функции могут после пересадки вообще не восстановиться, но уж кожа-то… Однако Заяц заявил:
— Кожа — это самая гнусь!
Слово «гнусь» он, несомненно, заимствовал из лексикона Ирмы. Она приучила Заяца, которого теперь звала «Ники», брать напрокат видеофильмы и смотреть их поздно вечером, лежа в постели. Эта приятная привычка вскоре привела к некоторым последствиям: Ирма оказалась беременной. Кстати сказать, герои одного из фильмов так и называли друг друга — «гнусь».
Вскоре Патрику стало ясно, что кожа и в самом деле может вести себя как последняя «гнусь». В первый понедельник января, на следующий день после того, как «Пэкерз» продули матч в Сан-Франциско, Уоллингфорд прилетел в Грин-Бей. Город пребывал в глубоком унынии; вестибюль гостиницы, в которой он остановился, больше напоминал похоронное бюро. Патрик поднялся в номер, принял душ, побрился и позвонил Дорис. Трубку сняла ее мать. Дорис и ребенок спали, и она пообещала Патрику, что Дорис позвонит в гостиницу, когда проснется. Хорошо хоть, он догадался попросить ее передать соболезнования отцу Дорис.
— По поводу «фортинайнеров», — пояснил он.
Повесив трубку, Уоллингфорд решил тоже немного вздремнуть. Он еще спал — и ему снился домик на озере, — когда Дорис вдруг вошла в его номер. Она приехала без звонка, оставив ребенка на попечении матери, и специально взяла машину, чтобы потом отвезти Патрика домой и показать ему Отто-младшего.
Патрик не понял, что означает это «потом». Желание побыть с ним наедине? Или же она просто хочет близости с той рукой, не желая, чтобы это видела ее мать? Но когда Патрик коснулся ладонью ее щеки — он, конечно же, вполне сознательно коснулся ее левой ладонью, — миссис Клаузен вдруг резко от него отвернулась. И не успел он подумать, что ему очень хочется коснуться ее груди, как почувствовал, что она обо всем догадалась и ей это неприятно.
Дорис даже пальто снимать не стала. Словно заехала в гостиницу просто так — захотелось прокатиться.
На этот раз Отто-младший, кажется, его узнал. Это было маловероятно, но у Патрика перехватило дыхание. На обратном пути в Бостон он не мог отделаться от дурных предчувствий: Дорис не только не прикоснулась к руке покойного мужа; она едва на нее взглянула! Неужели Отто-младший до такой степени ее отвлек?
В Бостоне легче не стало. Неделю или две он промучился, пытаясь разгадать те знаки, которые, похоже, подавала ему миссис Клаузен. Она, кажется, говорила, что и маленькому Отто, когда он вырастет, будет, наверное, приятно иногда видеть руку своего отца и даже держаться за нее. Интересно, что Дорис имела в виду, говоря: «когда он вырастет»? Вырастет насколько? Неужели она хотела сказать, что впоследствии намерена реже видеться с Уоллингфордом? Ее недавняя холодность и откровенное нежелание общаться с рукой Отто довели Патрика до жуткой бессонницы — такой бессонницы у него не было с тех послеоперационных недель, когда он страдал от невыносимых болей. Нет, что-то тут было не так!..
65 
