Последние отзывы

  203  

— Мистер Смёнз, — слегка подтолкнула его Мидж.

— Да? — отозвался Гарп.

— Приятель, пора, — прошептал шофер катафалка.

Стьюи-второй, важно шагая рядом, мрачно смотрел на огромный гроб, в котором покоился прах его отца.

— Нужно четверых, — сказал шофер. — Меньше нельзя.

— Я понесу сзади один, — сказал Гарп.

— Мистер Смёнз по виду очень сильный, — сказала Мидж. — Не очень большой, но сильный.

— Мама… — предупреждающе сказал Стьюи-второй.

— Да, да, Стюарт, — откликнулась она.

— Нужно четверых. Троих мало, — стоял на своем шофер.

Гарп не соглашался. Он мог бы один поднять гроб.

— Вы вдвоем — спереди, я — сзади, — говорил он. — Раз, два взяли — и вперед.

Присутствующие зашептались, смущенные явной неподъемностью гроба. Но Гарп верил в себя. В гробу всего только смерть; конечно, тяжеловато, он знает тяжесть смерти — он потерял мать, Эрни Холма, маленького Уолта, его гроб был самый тяжелый. А сколько они весят все вместе? Так что серый огромный гроб с Толстым Персиком он и один поднимет.

И тут четвертым вызвался директор школы Боджер.

— Никогда бы не подумал, что вы придете сюда, — прошептал Боджер Гарпу.

— Вы знаете мистера Смёнза? — спросила директора миссис Мидж.

— Смёнз, выпуск шестьдесят первого, — уточнил Гарп.

— Да, да, конечно, Смёнз, — забормотал Боджер. И поднял свой угол гроба вместе с Гарпом и остальными.

Вот так и был препровожден Толстый Персик в другую жизнь. В другой, огромный дом, сулящий надежду.

На неверных ногах, прихрамывая, брели участники похорон к машинам, которые повезут их на стирингское кладбище. Боджер и Гарп плелись в хвосте. Когда вокруг никого не осталось, Боджер пригласил Гарпа в закусочную Бастера на чашку кофе. Боджер, по-видимому, решил, что у Гарпа новые привычки: по вечерам скрывает свой пол, а днем меняет имя.

— Ах, Смёнз, — сказал Боджер, — может, теперь ваша жизнь наладится и вы будете богатым и счастливым.

— Хотя бы богатым, — заметил Гарп.

Он начисто забыл попросить органиста играть для Эрни Холма другую музыку. Впрочем, музыки он не слышал, а потому и не узнал бы, та же это музыка или другая. Хелен же на похоронах Стюарта Перси не было, а значит, и она не заметит разницы. Так же как и Эрни, Гарп был в этом уверен.

— Почему бы вам не пожить у нас немного? — спросил Гарпа Боджер. Вытерев сильной, короткой и толстой рукой запотевшее стекло в окне кафе, директор махнул рукой в сторону „Академии Стиринга“. — Не самое плохое место на земле, а?

— Единственное знакомое место, — неопределенно ответил Гарп.

Гарп помнил: когда-то его мать выбрала именно Стиринг — по крайней мере затем, чтобы вырастить сына. А у Дженни Филдз были безошибочные инстинкты. Он допил кофе и с чувством пожал Боджеру руку. Сегодня предстояли еще одни похороны. А после них они с Хелен решат, что делать дальше.

18 ПОВАДКИ „ПРИБОЯ“

Кафедра английской литературы „Академии Стиринга“ настойчиво предлагала Хелен работу преподавателя, но она не торопилась с ответом.

— Мне казалось, ты не прочь вернуться к преподаванию, — заметил Гарп.

Но Хелен не очень хотелось работать в школе, куда в годы ее юности доступ девочкам был закрыт.

— Вот Дженни подрастет, пойдет учиться, тогда посмотрим, — сказала она. — А пока мне и так неплохо: главное, я читаю, сколько хочу.

Как писатель, Гарп испытывал смешанное чувство зависти и недоверия к людям, которые, подобно Хелен, так много читают.

В душе у обоих жило предчувствие недоброго. Они, в сущности, молодые люди, стали думать о будущем, как старики, с какой-то настороженной опаской. Гарп всегда очень боялся за детей, был на этом помешан; и постепенно стал понимать неизменное стремление Дженни Филдз жить вместе со своим взрослым сыном. Вполне нормальное желание, думал теперь он.

Семейство Гарпов обосновалось в Стиринге. Денег было достаточно, и Хелен могла не работать. Другое дело Гарп, ему просто необходимо было чем-то занять себя.

— Опять начнешь писать, — устало произнесла Хелен.

— Пока нет, — отозвался Гарп, — а может, и потом нет. Но пока я писать не буду, это точно.

В его словах Хелен почувствовала грозные признаки надвигающегося старческого бессилия. Но теперь и она разделяла его вечную тревогу о детях, его боязнь утратить хоть малую толику того, чем владел, включая рассудок. И оба они теперь сознавали, как хрупка супружеская любовь.

  203