Хотя и не самый сообразительный из ее подручных, он был верным и непреклонным в выполнении поставленных перед ним целей. Злость на него ни к чему бы не привела. Она не ругала своих слуг без причины; это лишь вело к затаенной обиде и неминуемому предательству.
— Значит, мы по-прежнему не знаем, кто Джонсон — жертва или предатель, — задумчиво проговорила она.
— Я ставлю на предателя, — заявил Санак. — Людям нельзя доверять.
Вместо ответа Ария поставила его на место резким взглядом.
— Взгляните на доказательства, — быстро продолжил он, понимая, что чтобы убедить ее потребуется не только его личная неприязнь людей как виду. — Лизелль перерезали горло; она доверяла убийце, если подпустила его так близко. А наркотики? Я хотел отнести их к вам в клуб. Джонсон настоял, чтобы они остались у него. Это кажется немного странным.
— Принести песок в клуб, значило подвергнуться глупому риску.
— Дело не в том, что он сказал, — настаивал батарианец. — Дело в том, как он сказал это. Я видел, что он неравнодушен к песку. Он не мог отвести от него глаз. У него дожали губы. Он и раньше принимал. Это было очевидно.
— И из клуба он ушел в одиночку, — добавил Санак. — Я видел, что Лизелль осталась там одна.
— Ты, конечно же, думаешь, что это важно, — заметила она. Ее впечатлило то, как много он думал об этом. — У тебя есть теория?
Санак моргнул верхней парой глаз, собираясь с мыслями, прежде чем заговорить.
— Джонсон не мог сопротивляться песку. Почувствовал затаенную жажду глубоко внутри. Поэтому он позвонил каким-то своим старым дружкам на станции. Пригласил их к себе на вечеринку. Лизелль внезапно пришла к нему, хотела удивить. Он понял, что попался. Велел остальным спрятаться в спальне. Пригласил ее зайти. Перерезал ей горло. Схватил наркотики и свалил вместе с дружками.
Ария пару секунд обдумывала это объяснение, затем отвергла его.
— Это лишено смысла. Почему Лизелль голая?
— Люди — больные животные, извращенцы. Наверняка изнасиловали ее, прежде чем убить. А может и после.
— Ты сказал, что соседи слышали выстрелы, — быстро продолжала Ария, пытаясь отогнать прочь сцены насилия над дочерью, которые пронеслись перед ее глазами. — Объясни это.
Батарианец моргнул всеми четырьмя глазами сразу, пытаясь найти вразумительный ответ. Прежде чем ему это удалось, один из саларианцев вышел из коридора, ведущего в спальню.
— Терминал экстранета. Полностью очищен, — доложил он в отрывистой манере, свойственной его расе.
Санак ухватился за новую информацию.
— Ублюдок заметал следы. Он должен быть замешан в этом.
— Отследите направление передачи. Мне нужны копии всех входящих и исходящих сообщений, отправленных из этой квартиры за последний месяц.
Саларианец энергично помотал головой из стороны в сторону.
— Человек был хитер. Закодировано. Зашифровано. Невозможно восстановить сообщения.
— У нас ничего нет? — воскликнула Ария; гнев и разочарование впервые прозвучали в ее голосе.
— Н-нет с-сообщений, — неожиданно встревоженный техник начал заикаться. — Определить адресатов — возможно. Найти, кому посланы сообщения. Все, на что мы можем рассчитывать.
— Делай, — рявкнула Ария. — Найди того, с кем он говорил. Понятно?
Саларианец шумно сглотнул. Словно лишившись дара речи, он лишь быстро кивнул.
— Приберите тут все, — добавила Ария, направляясь к выходу. — И, во имя Богини, прикройте кто-нибудь Лизелль.
Глава 6
Сознание постепенно возвращалось к Грейсону. Еще довольно долго он плавал на границе между сном и явью, пока физические ощущения не начали пробиваться сквозь наркотический мрак.
Во рту пересохло. Он хотел сглотнуть, но его иссушенное горло отозвалось болезненным, отрывистым кашлем, и он чуть не подавился своим распухшим языком. Попытавшись приподнять дрожащие веки, он тут же зажмурился, потому что в глаза ему ударил обжигающий свет.
Даже с закрытыми глазами он ощущал яркое сияние, нестерпимо давящее на него. Он попытался повернуться на бок, чтобы заслониться от него, но обнаружил, что не может двигаться.
Укол адреналина унес прочь остатки снотворного, и ощущения лавиной обрушились на него. Он был голым и лежал на спине на холодной, твердой поверхности. Его руки были зафиксированы толстыми ремнями на локтях и запястьях. Ноги сковывали такие же ремни на коленях и лодыжках. Еще три полосы — поперек бедер, живота и груди — довершали картину.