27 
Чутье мне подсказывает, что головы жертв преступник сохранил на память, — думал Кармайн. — А если он избавлялся и от голов, значит, снимал девушек на пленку. Цветную, восьмимиллиметровую, возможно, сразу на несколько камер, чтобы во всех ракурсах запечатлеть страдания жертв и собственную власть. Я уверен: он из породы коллекционеров. Стало быть, он хранит или пленки, или головы — в морозильнике или в стеклянных банках с формалином. Сколько у меня было дел, в которых фигурировали такие сувениры? Пять. Но серийных убийц пока не попадалось. Это большая редкость! И потом, во всех предыдущих случаях оставались улики. А этот тип не оставил ни единой. Что он чувствует, когда смотрит записи или разглядывает головы? Ликует? Борется с разочарованием? Возбуждается? Раскаивается? Хотел бы я знать. Но я не знаю».
Отправившись ужинать в «Мальволио», Кармайн, заняв обычное место, понял, что не голоден, но остался, зная, что пропускать ужин нельзя. Расследование только началось и обещает быть затяжным; значит, ему понадобятся силы.
Официантка оказалась новенькой, поэтому пришлось диктовать ей чуть ли не по буквам все меню — от жаркого до рисового пудинга. Девушка была симпатичной. Кармайна она разглядывала, откровенно напрашиваясь на знакомство, но он сделал вид, будто ничего не заметил. И подумал, что официантка напомнила ему Сандру, которая тоже предпочитала первую попавшуюся работу, ожидая, пока подвернется стоящее дело, — она мечтала о карьере актрисы или модели. Тем более что от Холломена до Нью-Йорка рукой подать.
Каким урожайным на события оказался 1950 год! Кармайн стал детективом, построили Хаг и больницу Холломен, а Сандра Толли начала работать в «Мальволио». Кармайна она сразила наповал с первого взгляда. Рослая, прекрасно сложена, с длинными ногами, копной золотистых волос и широко расставленными близорукими глазами на изумительном лице. Сандра разослала портфолио во все нью-йоркские агентства, но позволить себе жить в Нью-Йорке не могла. И потому переселилась в Коннектикут, на расстояние двух часов езды поездом, где могла снять жилье за тридцать долларов в месяц и бесплатно питаться, работая официанткой.
Так продолжалось, пока ее амбиции не отступили при встрече с Кармайном Дельмонико. Не то чтобы он был красавцем, да и ростом не дотягивал даже до метра восьмидесяти, но его лицо, лицо искушенного мужчины, неизменно вызывало у женщин восторг, как и выступающие под одеждой накачанные мышцы. Кармайн и Сандра познакомились под Новый год, через месяц поженились, а через три она забеременела. София, их дочь, родилась в самом конце 1950 года. В те времена Кармайн снимал дом в Восточном Холломене, итальянском квартале города, и рассчитывал, что в окружении его родственников и друзей Сандре будет не так одиноко, даже если он заработается допоздна. Но Сандра выросла на ранчо в Монтане и не понимала образа жизни, характерного для Восточного Холломена. Когда мать Кармайна заходила проведать ее, Сандра считала, что старуха ей не доверяет. Со временем все визиты и приглашения друзей и родных она стала расценивать как проявление недоверия к ней.
До настоящей ссоры дело так и не дошло. Малышка была вылитая мама, что устраивало всех, а итальянцев особенно — их предки не зря ведь рисовали белокурых ангелочков.
Вместе с другими сослуживцами Кармайн стоял в очереди, чтобы заказать три билета в местный театр, куда привозили на обкат премьерные постановки для Бродвея. В конце 1951 года, когда Софии исполнился год, подошла его очередь на бесплатные билеты. Пьеса уже имела успех в Бостоне и Филадельфии, поэтому на нее рвался весь Нью-Йорк. Сандра пришла в восторг, надела свое самое роскошное платье без бретелек — атласное, облегающее тело как вторая кожа и расходящееся веером от колен — и белый норковый палантин, чтобы не замерзнуть под зимним ветром. Она отутюжила смокинг и рубашку Кармайна, купила даже гардению для бутоньерки. Ах как она радовалась! Точно ребенок, предвкушающий поездку в «Диснейленд».
Но вмешалась работа, и Кармайн не смог сопровождать жену в театр. Теперь, вспоминая прошлое, он даже радовался, что не видел ее лица, когда она обо всем узнала, — он позвонил ей с работы. Но Сандра все равно отправилась в театр — одна, в платье без бретелек из атласа цвета цикламена и белом норковом палантине. Когда она рассказывала мужу, как прошел вечер, ему было не в чем упрекнуть ее. Но она умолчала о том, что в фойе театра познакомилась с Майроном Менделем Мандельбаумом и он занял место Кармайна, хотя у него была собственная ложа у самой сцены.
27 
