3 
Она ничего не могла понять. Ничего, кроме одного: нельзя быть навязчивой.
— Ну, тогда я пойду в зал и досмотрю, — сказала Лена самым естественным тоном. — А потом все-таки погуляем. Ты будешь здесь?
— Очевидно.
Она вовремя удержалась, чтобы не передернуть раздраженно плечами, и пошла в зал, громко стуча высокими и тонкими металлическими каблуками по дорожке, выложенной цементными плитами.
Он не посмотрел ей вслед.
Завьялов шел по утрамбованному, чуть сыроватому песку морского берега. Было уже поздно. Обычное вечернее гулянье на пляже заканчивалось. Медленно, высоко поднимая ноги, входил в воду какой-то ночной купальщик, долго шел в глубь мелкого у берегов моря и все никак не мог погрузиться в воду.
Прошел фотограф в широкополой шляпе и в белых, забрызганных грязью, закатанных выше колен брюках. Одной рукой он волочил по песку треногу, другой, точно бурлак, тянул по мелкой воде лодку с бутафорским парусом.
Две девушки, русалки этих мест, с распущенными мокрыми волосами, в купальных костюмах медленно шли у самой воды, оставляя на черном сыром песке глубокие следы, сразу же наполнявшиеся водой.
Два пожилых пижона в трикотажных трусиках с вышитыми на них корабликами и в туфлях на деревянных подошвах стремились настигнуть идущих впереди русалок. Пижоны в трусиках шли быстро, чуть задыхаясь, и лысины их казались пергаментными при свете луны.
Какой-то немолодой, толстый человек, стоя на коленях, старательно лепил из песка огромный женский профиль.
Люди в комбинезонах уносили на ночь тяжелые скамейки. Они тащили их куда-то вглубь, подальше от пляжа и моря: местные власти пеклись о целомудрии отдыхающих и оберегали их от ночных соблазнов.
Длинноногий юноша в узеньких плавках, похожий на молодого бога, стоял рядом с тонкой девушкой в купальном халате. Одну руку он положил ей на плечо, а в другой держал портативный радиоприемник, из которого лилась тихая музыка. И оба они, молодой бог и его подруга, неотрывно смотрели в сторону горизонта.
Прошла грузовая машина, громыхая переполненными мусорными урнами.
«Что же мне делать? — мысленно произнес Завьялов. — Куда идти? Некуда. Ничего нельзя сделать, пока я здесь. Только в Москве может все разъясниться. Только там».
Но, может быть, он ошибся? Как ему до сих пор не пришло в голову, что он ошибся, что это обман зрения, галлюцинация, мираж?
Но нет, это не ошибка. Таких ошибок не бывает. Иначе страшно жить. Это не может быть ошибкой! Слава богу, у него еще никогда не бывало галлюцинаций. Ни в те годы, когда он летал, ни теперь, когда передвигается только по земле.
Ну, а если все-таки ошибка? Теперь ему стало страшно от мысли, что он все же ошибся.
Страшно в первый раз за долгие годы, с тех пор, как запретили подниматься в небо, пожизненно привязали к земле; с тех пор, как ему перебили крылья и он услышал, что увольняется в запас. Вот тогда он в последний раз испытал страх. И сказал, что не сможет ходить по земле, зная, что никогда не поднимется в небо. А тот человек возразил, ответив шутливо, что миллионы людей ходят по земле, считают это совершенно нормальным и вовсе не стремятся в небо. Люди — это верно, ответил Завьялов, но ведь есть и птицы; они тоже спускаются на землю и даже бродят по ней, но жизнь их в небе. И если птице перебить крылья, жизнь ее теряет смысл.
После этого Завьялову уже ни разу не было страшно. Он считал, что пережил весь страх, который был отпущен на его долю. А вот сегодня…
Он долго бродил по опустевшему пляжу с одной и той же мыслью. Больше он ни о чем не мог думать.
Наконец повернул обратно. Никто уже не шел навстречу Завьялову, и никто не обгонял его. Было слишком пбздно для тех, кто вовремя ложился спать, и слишком рано для ожидающих полной темноты.
«Хорошо, что я здесь один», — подумал Завьялов, но вскоре, понял, что ошибся. Еще один человек оставался на пляже, освещенном светом луны, чуть прикрытой облаками. Это был тот самый художник, или скульптор, или просто любитель, немолодой, полный человек, который лепил из песка женский профиль.
Поравнявшись с этим человеком, Завьялов остановился. Он сам не знал зачем. Его не интересовала работа художника. Просто он не хотел возвращаться домой. Ему казалось, что, вернувшись, он уже не сможет думать о том, о чем думал сейчас.
— Ну, как? — неожиданно спросил его человек, ползающий на четвереньках по песку, щепкой округляя женский подбородок.
3 
