42 
Дженис издала слабый стон, когда он дразняще ласкал ее твердеющий сосок, и Питер не устоял перед искушением вобрать этот стон своими губами. Она снова задеревенела, но ему было все равно: он разрывался от желания. А целоваться он ее научит после.
Отыскав мягкий треугольник у нее между ног, Питер скользнул рукой в теплую глубину, раскрытой ладонью раздвинул ей ноги и, удерживая их коленом, потянулся ртом к ее груди. Тело ее пробило дрожью наслаждения, и Питер усмехнулся: чопорная учительша, оказывается, и вправду мало знает о том, как надо заниматься любовью.
Дженис трясло, и ему показалось, что он услышал свое имя. Больше ждать не было сил. И без того он продержался на удивление долго. От дикого напряжения лоб его покрылся бисеринками пота. Пришло время предъявить свои права на жену.
Питер поднял ей колени, не дождавшись этого от нее самой. И выдержка и обходительность покинули Маллони.
Она открылась, чтобы принять его. Толкнувшись в нее, он услышал приглушенный стон и помедлил, но на его пути не было никакой преграды. Несмотря на ее пассивный протест, его тело кричало «давай, давай», а бедра сами двигались вверх-вниз в том же влекущем ритме. Окончательно потеряв самообладание, он наконец взорвался, содрогнувшись всем телом. И только в изнеможении упав рядом с ней, Питер заметил, что Дженис плачет.
Когда муж наконец скатился с нее, Дженис отвернулась лицом к стене. Она чувствовала, как Питер нерешительно поглаживает ее голое плечо, и отчаянно пыталась сдержать рыдания, но они вырывались откуда-то из самых глубин ее существа.
Снова над ней совершили насилие. А она-то, дурочка, надеялась, что на этот раз будет по-другому. Да, по-другому и было, но во сто крат хуже. Грудь саднило от его щетины. Дженис закрыла лицо руками, вспомнив еще одну унизительную вещь, которую он вытворял с ней. Его палец! Он трогал ее там, где она сама едва смела касаться.
Должно быть, в этом нет ничего неприличного. Питер Маллони больше джентльмен, чем она леди, и знает, как надо вести себя в постели. Но Дженис ничего не могла поделать со своим отвращением, которое относилось вовсе не к Питеру, а к Стивену, но она не могла объяснить это мужу. Питер пригвоздил ее к постели своей свинцовой тяжестью точно так же, как когда-то это сделал Стивен с помощью силы. С той лишь разницей, что, когда Стивен раздвигал ей ноги, Дженис боролась с ним, а когда то же самое делал Питер, она мысленно боролась с собой.
Дженис так и не могла справиться с тем парализующим ужасом, который охватил ее в тот момент, когда муж вошел в нее. Он ритмично проталкивал в нее свою плоть. И это было больно. Мало того, что саднило кожу, она чувствовала себя униженной и… О том, что еще она чувствовала, не хотелось и думать. Липкая жидкость его семени текла по ее ногам. По крайней мере на этот раз она была без ее крови. И теперь Дженис знала, что это значит: через девять месяцев она может родить ребенка Питеру Маллони.
Она разрыдалась в голос. Ей ясно припомнился каждый унизительный день ее первой беременности: тошнота, головокружения, а когда она начала расползаться вширь — осуждающие взгляды и стена молчания. А она все раздувалась и раздувалась, пока не стала напоминать самой себе воздушный шар с горячим воздухом, который она видела на ярмарке. А вдруг ее муж будет вести себя так же, как вел себя сейчас муж Эллен? Смотреть на жену с отвращением и справлять на стороне свои надобности?
Дженис вся сжалась, когда Питер ласково погладил ее руку. Неужели он так скоро хочет повторить? Даже Стивен не сразу возобновлял свое насилие. О Боже, сколько же раз он овладевал ей в ту ночь! Дженис задрожала всем телом при воспоминании об этом. На следующий день она не могла работать. Хорошо, что родителей не было дома.
— Прости, если сделал тебе больно, Дженис. Я не хотел. Просто я так долго… Ч-черт!
Она съежилась, и Питер убрал руку.
Она почувствовала, как муж повернулся на спину, заняв почти всю кровать. Надо что-то сказать. Брачная ночь не должна быть такой. Просто с ней что-то не в порядке, Дженис всегда это знала. Стивен говорил ей это, когда она плакала и просила его прекратить. Теперь у Питера появится точно такое же отвращение к ней. Ради Бетси надо что-то сделать, надо как-то притвориться, что ей хорошо. Но даже ради дочери она не могла заставить себя повернуться и дотронуться до него.
Закусив уголок простыни, Дженис прекратила плакать. Между ног болело, но не сильно. Надо бы свыкнуться с мыслью о том, что у нее будут дети, подумала Дженис. Вряд ли такой человек, как Питер Маллони, отступится от своего, столкнувшись с ее слабым сопротивлением. Он снова потребует того же завтра ночью, а может, уже сегодня.
42 
