И вот движение вперёд и... она уже готова схватить кекс, но не тут-то было! Оказывается, чтобы добраться до ароматного ломтика, надо сделать ещё два шага. Всего два шага по туго натянутой верёвке. Мышка рискует двинуться вперёд, она ставит на верёвку одну лапку, потом другую. Если мышка хорошо держит равновесие, а большинство из них очень ловкие, то очень скоро она осваивает этот трюк.
Я решил начать с Вильяма. Он без колебаний рванул по верёвке прямо к кексу. Я позволил ему откусить маленький кусочек, чтобы возбудить у него аппетит, а потом снова посадил его на правую руку.
В следующий раз я сделал натянутую верёвку чуть длиннее. Я развёл руки дюймов на шесть в стороны. Но Вильям уже всё понял. Великолепно балансируя, он шаг за шагом прошёл по всей длине верёвки к своей цели. Я вознаградил его ещё одним кусочком кекса.
Вскоре он мог пробежать по натянутой верёвке целых двадцать четыре дюйма! Я с восторгом следил за его успехами. По всему видно, что и Вильям играет с удовольствием. Я старался держать верёвку невысоко над полом, чтобы в случае падения он не ушибся. Но он ни разу не сорвался вниз. Он балансировал на верёвке как настоящий акробат. Великий мышонок на натянутой верёвке!
Когда пришла очередь Мэри, я посадил Вильяма на ковёр возле себя и насыпал ему побольше сладких крошек. И приступил к занятиям с Мэри. Ведь моим страстным желанием было открыть однажды Цирк белых мышей, стать его директором, хозяином. Я не раз представлял миниатюрную сцену, крошечный красный занавес на ней. Вот занавес рас крывается, и публика видит прославленных на весь мир мышек. Они носятся по натянутому шнуру, качаются на трапециях, крутят сальто в воздухе, прыгают с трамплинов и делают ещё много чего забавного.
Я хотел бы научить белых мышек ездить верхом на белых крысах, которые носились бы по сцене, как лошади, в бешеном галопе, круг за кругом. В мечтах я уже видел себя путешествующим на поездах первым классом по всему миру вместе со своим прославленным цирком. Наша труппа даёт представления повсюду и даже выступает перед королевскими семействами.
Мы с Мэри уже добились кое-каких успехов, как вдруг я услышал голоса. Они звучали где-то за дверью, но становились всё громче. Шум нарастал, как будто множество сильных глоток производили его. Среди общего гула я расслышал голос ужасного мистера Стрингера, директора отеля.
— Господи, помоги мне, — прошептал я.
И ширма меня спасла. Я весь сжался, подглядывая за происходящим в щёлочку между двумя складными створками. Мне было видно почти всё пространство огромного зала, но сам я оставался в укрытии.
— Ну вот, милые леди, надеюсь, здесь вам будет удобно, — произнёс директор, появляясь в дверях в своём чёрном фраке. Он с важностью развёл руками, словно приглашая столпившихся дам войти. — Если вам что-нибудь понадобится, — продолжал он, — немедленно дайте мне знать. После окончания вашей встречи на Солнечной веранде для вас будет сервирован чай.
Поклонившись, директор удалился, а в комнату стремительным потоком хлынули представительницы Королевского общества за предотвращение жестокости к детям. Все они были одеты в красивые платья, а их головы украшали прелестные шляпки.
Собрание
И хотя директор вышел из зала, я не очень-то беспокоился. Что может быть лучше, чем оставаться в помещении, заполненном милыми дамами, озабоченными вопросами жестокого обращения с детьми? Вообще-то я мог бы и заговорить с ними и даже попросить их посетить нашу школу — чтобы они увидели, как там обстоят дела. Они могли бы оказать нам кое-какую помощь.
А между тем леди всё входили и входили, непрерывно болтая о чём-то. Они толпились в проходах между рядами, отыскивали свои места, и отовсюду слышались их возгласы:
— Иди сюда, садись со мною рядом!
— Милая, дорогая!
— О, привет, Беатрикс! Я тебя не видела с нашего последнего собрания!
— Какое у тебя прелестное платье!
Я всё же решил, что останусь в своём укрытии, пусть они проводят собрание, а я буду тихонько дрессировать мышек. А пока я наблюдал за дамами, подглядывая в щёлку ширмы. Сколько же их здесь? Я прикинул, что не менее двух сотен.
Они все словно стремились устроиться как можно дальше от сцены. Я обратил внимание на одну из них, в крохотной зелёной шляпке, она тоже примостилась где-то в последнем ряду зала. Эта леди непрерывно почёсывала свою шею. Меня удивило, что она буквально не опускала руку, а всё время скребла свою шею и волосы над ней. Если бы она только знала, что за ней наблюдают, она бы, наверное, очень сконфузилась. Может быть, она страдала от перхоти?