Они наблюдали за Отто месяц, а погода тем временем из хорошей сделалась скверной, и Руди — в особенности он — твердо решил, что в одну из пятниц, в небывало холодную неделю октября, Отто свой груз не довезет.
— Все эти попы? — развивал мысль Руди, пока они с Лизель шли через Молькинг. — Они и так уже вон какие жирные. Неделю могут обойтись без жрачки, если не больше.
Лизель не стала спорить. Во-первых, она не была католичкой. Во-вторых, ей самой изрядно хотелось есть. Она, как всегда, несла мешок с бельем. Руди нес два ведра холодной воды, или, как он это назвал, два ведра будущего льда.
Около двух он принялся за работу.
Без всяких колебаний вылил воду на дорогу точно в том месте, где велосипед Отто будет сворачивать за угол.
Лизель пришлось согласиться.
Поначалу ее покалывала совесть, но план был идеален — или, по крайней мере, близок к идеалу, насколько такое вообще возможно. Каждую пятницу вскоре после двух Отто Штурм выворачивал на Мюнхен-штрассе с корзиной провизии на руле. В эту пятницу он только досюда и доедет.
На дороге и без того была наледь, но Руди добавил новый слой льда и с трудом сдерживал ухмылку. Она словно бы юзом проскальзывала по его лицу.
— Пошли, — сказал Руди, — вон за тот куст.
Спустя приблизительно пятнадцать минут дьявольский план принес, так сказать, свои плоды.
Руди ткнул пальцем в просвет между ветками.
— Вон он.
Отто выехал из-за поворота, мечтательный, как теленок.
Не затягивая дела, потерял управление, пошел в занос и ткнулся лицом в дорогу.
Когда он не шевельнулся, Руди с тревогой посмотрел на Лизель.
— Иисусе распятый, — сказал он. — По-моему, мы его убили! — Руди тихонько выбрался из-за куста, забрал корзину, и они двинули прочь.
— Он дышал? — спросила Лизель, когда они немного отошли.
— Keine Ahnung, — ответил Руди, прижимаясь к корзине. Понятия не имею.
Спустившись еще дальше по склону, Руди с Лизель стали смотреть, как Отто поднялся, почесал в голове, почесал в паху и принялся озираться в поисках корзины.
— Глупый Scheisskopf, — ухмыльнулся Руди, и они начали рассматривать добычу. Хлеб, побитые яйца и гвоздь программы — Speck.[9] Руди поднес жирный окорок к носу и восторженно потянул ноздрями. — Здорово.
Как ни подмывало их воспользоваться победой единолично, верность Артуру Бергу оказалась сильней. Они добрались до его убогой квартирки на Кемпф-штрассе и показали провиант. Артур не смог скрыть одобрения.
— У кого стырили?
Ответил Руди:
— У Отто Штурма.
— Ага, — кивнул Артур, — кто бы он ни был, спасибо ему от меня. — Он скрылся в доме и вернулся с кухонным ножом, сковородой и курткой, и три вора зашагали по многоквартирному коридору. — Позовем остальных, — объявил Артур Берг, когда они выбрались наружу. — Может, мы и преступники, но не совсем бессовестные. — Точно как книжная воришка, он, по крайней мере, где-то подводил черту.
Постучали еще в несколько дверей. Выкликнули несколько имен под окнами, и скоро все фруктокрадное воинство Артура Берга в полном составе держало путь на берег Ампера. На поляне за рекой разожгли костер и рачительно зажарили все, что осталось от яиц. Порезали хлеб и шпик. Руками и ножами подчистую доели всю корзину Отто Штурма. Без всяких попов.
И только в конце произошел спор — из-за корзины. Большинство мальчиков хотели ее сжечь. Фриц Хаммер и Анди Шмайкль предлагали оставить себе, но у Артура Берга, выказывавшего нелепую приверженность к морали, возникла мысль получше.
— Вы, — обратился он к Руди и Лизель. — Может, вам лучше вернуть ее этому чудику Штурму. Мне кажется, бедолага хотя бы это заслужил.
— Ой, перестань, Артур.
— И слышать не желаю, Анди.
— Господи Иисусе.
— И он тоже не желает.
Шайка рассмеялась, и Руди Штайнер взял корзину.
— Я отнесу, повешу им на калитку.
Он прошел метров двадцать, и его нагнала Лизель. Теперь она попадет домой поздно, и будут неприятности, но она хорошо знала, что должна сопровождать Руди Штайнера через весь Молькинг до фермы Штурмов на другом конце города.
Сначала они долго шли молча.
— Тебе стыдно? — спросила наконец Лизель. Они уже возвращались домой.
— Чего?
— Сам знаешь.
— Конечно стыдно, зато я сейчас жрать не хочу и, могу спорить, он — тоже. Ты ж не думай, что они возили бы еду попам, если б у них дома ее не было навалом.