– Погодите! – взмолился я. – Глубокоуважаемый Филон! Господа! Уделите еще минуту новичку и растолкуйте наконец, что за чертовщина здесь творится? С гражданами санкюлотами я сражаюсь больше года, навидался всякого. Атеисты, богохульники, материалисты, прости господи; вольтерьянцы и руссоисты. Кровь Христова! Эта публика даже в приметы не верит. Зачем им собирать в Консьержери столь уважаемое общество? Алхимик – ладно, но прочее? Вампиры, оборотни, чуть ли не призраки? Что за странность?

Ответом мне был смех. Высокий жантильом ^[20] с седой, стриженной ежиком головой (как я успел запомнить – вампир, пьющий трудовую кровь) встал с лежака, улыбнулся.

– Мы тоже поначалу удивлялись, маркиз. Прежде чем быть записанным в кровопийцы, я честно прослужил двадцать лет в статистическом ведомстве. Политикой, равно как мистикой, не интересовался. Однако в любом безумии имеется своя логика. Дело вот в чем...

Я сел поудобнее, приготовившись слушать исповедь гражданина вампира...»

«– ...первой жертвой должен был стать Николас Пеллетир, убийца и грабитель. Казнь намечалась на 25 апреля 1792 года. Никто, господа, не знал тогда слова „гильотина“, равно как „луизетта“ или „национальная бритва“. Чудовище звали просто – „механизм“. Так именовали свое детище анатом Жозеф Гильотен и хирург Антуан Луи, заботливые акушеры монстра. Строил и налаживал „механизм“ мой земляк, клавесинных дел мастер Тобиас Шмидт. Он говорил еще проще: „Vorrich– tung“ – приспособление. Его уже испытали – на безответных мертвецах в тюрьме. Но король пожелал лично убедиться в преимуществе гуманного способа казни. Его Величество тоже числился в отцах „механизма“. Говорят, по высочайшему замыслу „лунное“ лезвие заменили на косое. Какая ирония судьбы, господа! Все выглядело вполне логично: монарх, конституционный правитель Франции, заботится о жизни и смерти ее граждан...

Голос Филона звучал спокойно и весело.

«Что он, чужак, немец, – подумал я, – искал в нашей стране? Его арестовали за дружбу с предателем Лафайетом? Значит, этот странный человек – не случайная жертва...»

– «Механизм» решили испытать в Версале. Его привезли ночью и собрали возле Грота Наяд. Стража не пускала любопытных; из приглашенных, кроме Его Величества, явились Ролан де ла Платьер, министр внутренних дел – и некая дама в темном платье и маске. Ее вначале приняли за королеву, но это была принцесса де Ламбаль. Что заставило ее прийти на испытание Механизма Смерти? Неужели принцесса чуяла близкое дыхание собственной участи? Присутствовал и тот, кому предстояло нажимать смертоносный рычаг, – знаменитый парижский палач, Месье де Пари, Шарль Анри Сансон-старший. Как оказался там я, господа, не столь важно. Достаточно того, что я имел возможность все видеть и слышать. А надо вам сказать, что к этому времени мои опыты, связанные с познанием Человека, уже дали свои результаты. Без особого труда я имел возможность увидеть будущее если не каждого, то многих. Надо ли говорить, что я воспользовался этим зловещим испытанием для испытания иного? Оно, по крайней мере, никого не убивало...

Я вовремя вспомнил, где нахожусь.

В камере «Тысяча и одна ночь» не полагалось удивляться. Подвергнуть услышанное сомнению – и вовсе моветон. Сказка есть сказка, пусть даже она о «национальной бритве». Но не байка про ясновидение чуть не заставила меня прервать дозволенную речь. Может, для Филона и впрямь «не важно», как он оказался возле Грота Наяд. Для меня же все стало ясно. Любопытствующий немец приехал во Францию, желая полюбоваться ее агонией.