– Верховная жрица? – мрачно переспросила Джульетта.
– Ну, – Доцент слегка поклонился, – за неимением другой…
– Это неприлично, – заметила Джульетта ровным невыразительным голосом, за которым, как за ссохшимся фиговым листочком, не могла скрыться подступающая истерика. – Я отдохну… Сяду и посижу, пока все закончится.
– Закончится?! – рявкнули в один голос Аптекарь и Эскулап.
– Ну да. – Джульетта обвела всех прояснившимся взглядом. – Вы мне снитесь, это ясно! Вот что бывает, если засыпать в полпятого утра. Лучше бы я попробовала полтаблетки сонована…
Она отошла в сторону и села, прислонившись к бетонной стене. Вернее, попробовала сесть, потому что в следующую секунду стена скакнула вперед, толкнула Джульетту в спину, и она упала на четвереньки.
Кусочек неба над головой сделался почти круглым. Двор-колодец теперь полностью соответствовал своему поэтическому названию.
– Ничего. – Эскулап быстренько помог Джульетте подняться и отряхнуть пыль с кардигана. На лице его был написан лихорадочный мыслительный процесс. Казалось, он вот-вот ткнет пальцем в небо, пытаясь купировать истерический припадок видом пролетающей птички. Но птичка не пролетела. И припадка, к счастью, тоже не случилось: поврежденные на коленях колготки заняли внимание пациентки полнее, чем целая стая какаду.
– Значит, пентакль, – Сэнсей обращался сейчас к Доценту, и только к нему одному. – Верховная жрица тут ни при чем… Как и женское начало… Нас пятеро. И здесь есть дверь. Надо полагать…
Аптекарь осторожно пробовал на прочность кирпичную кладку. В отличие от очага папы Карло, нарисованного на куске старого холста, это были вполне реальные кирпичи, намертво сцепленные раствором.
– Надо полагать…
– Станем в кружок – составим пентакль, – предложил Эскулап.
– Да, – подхватил Доцент. – Можем для верности завести хоровод, похлопать и позвать Деда Мороза…
– Никого не надо звать, – слабым голосом сказала Джульетта. – Это тупик…
– Пять тупиков, – ухмыльнулся Аптекарь.
– Не знаю, как вы, – Джульетта снова обвела их лихорадочно-влажными глазами, – но я давно понимаю, что моя жизнь…
И она замолчала, безнадежно махнув рукой.
11
Стало тихо. В этой тишине стенки сделали еще один микроскопический шаг вперед, изогнулись сильнее. Упала щепотка бетонной пыли.
Доцент подумал, что кашель – ерунда. Гораздо хуже усталость, наваливающаяся на плечи в первую минуту после подъема. А утро наступает с каждым днем все быстрее, но не приносит ни отдыха, ни радости, ни предвкушения чего-то хоть сколько-нибудь значительного.
Эскулап подумал о красном «Мускате», который ждет в баре с весны и уже, наверное, не дождется. Ну и что? «Мускатом» не вылечить застарелую скуку и не остановить беличье колесо, в котором от скорости сливаются ступеньки-перекладины, сливаются и пропадают из виду, и потому легко поддаться иллюзии, что ты свободен.
Аптекарь подумал о Фармакадемии, о синтезе, и о завлабе, и о совсем другой жизни, которая рисовалась перед ним, когда он был мальчишкой и впервые варил слезогонку. И о том, что выход активного вещества не зря застопорился на цифре тринадцать – это ведьмино число…
О чем подумал Сэнсей, так никто и не узнал. Известно только, что, проведя две минуты в глубокой сосредоточенности, он напружинился, будто готовясь пробивать бетон собственным телом, схватил за плечи Доцента и закричал:
– Выход! Все быстренько ищем выход! Что там еще про пентакли?!
– Талисман, символизирующий радость жизни, – похоронным голосом признался Доцент. – Магический знак Соломона, помогает найти в жизни смысл. Избавляет от депрессии и страха перед неизвестностью…
– То, что надо, – заметил Аптекарь, оглядев смыкающиеся стены.
– Важнейший символ для привлечения добра и света. Дает защиту от колдовства, заклинаний и нападения темных сил… – проговорил Доцент. И вдруг, безо всякого перехода, запел: – Темные силы мяту-утся, ветер нам дует в лицо, за счастье народное бьются отряды рабочих бойцов!
– Тогда чего мы ждем? – просто спросила Джульетта. – Давайте… привлекать добро и свет!
Они стали в круг, почти упираясь спинами в бетонные стены, и взялись за руки. Эскулап оказался между Джульеттой и Доцентом, а Сэнсей – между Аптекарем и Джульеттой. Сжимая ладони соседей, они подняли руки вперед и в стороны, как парашютисты, складывающие «звездочку» в свободном падении.