– Спрашивают? О чем?
– О Регине. Как она вела себя раньше? Была ли особенной? Не замечала ли я за ней чего-нибудь этакого? В чем проявлялся ее талант? Знаю ли я, каков процент телепатов в отношении к населению Ойкумены? Понимаю ли я, какое это счастье? Да, отвечаю я. Понимаю. А они всё спрашивают, спрашивают… Да, киваю я. Да, я родила кусок золота. Золото давным-давно перестало быть мерилом ценности. Но какое это имеет значение? Я родила живой кусок золота, Тео. Я боюсь.
Ты сошла с ума, хотел сказать капитан. Но вместо этого сказал:
– Ты устала. Эти дни, эти сумасшедшие дни… Мы привыкнем.
– Нет. Я не привыкну. Знаешь, как люди боятся пауков? Крошечный, безобидный паучок; плюнь, и сдох. А человека бросает в пот. Иррациональный, не имеющий обоснований страх. Точно так же я боюсь Регину. Меня приучили, что наука – истинный путь человека. Наука, а не причуды эволюции. Если медик выращивает больному, пострадавшему в аварии, новую руку взамен оторванной – это наука. Если же вехден, уроженец Тира или Фравардина, путем тысячи физиологических ограничений накапливает в животе – или где он его накапливает? – «живой огонь», желая зарядить аккумулятор… Это не человек, Тео. Это насекомое, член улья. Пчела приносит мед, вехден – энергию. Его способ существования можно исследовать, но нельзя ему следовать. Я неполиткорректна, да?
Капитан молча обнял жену за плечи.
– Они спрашивают, – Анна-Мария ткнулась лбом в грудь мужа. – Они завидуют. Они и впрямь завидуют! Как же, дочь – телепат! Такие перспективы! А я думаю: человеческое ли это – чтение мыслей? Мое ли? Твое? А если не мое, не твое и не наше, если просто каприз организма… Ой, подожди! Меня вызывают!
Она высвободилась и, забыв спросить уником, кто ищет связи, скомандовала: «Прием!» Рядом, в двух шагах, сформировалась проекция абонента: голова женщины, ровесницы Анны-Марии. Высоко взбитая прическа, в ушах – серьги с рубинами. Часть головы оказалась за пределами зонтика, и капли дождя пробивали затылок насквозь.
Что, впрочем, ничуть не мешало женщине.
– Добрый день, – голова кивнула. Выйдя из приемной зоны, подбородок на миг исчез и вновь появился. – Надеюсь, вы помните меня. Я – Герта Зоммерфельд, жена советника Зоммерфельда. Мы встречались с вами на родительских собраниях в «Солнышке».
– Ну конечно, – к Анне-Марии вернулось самообладание. Растерянная мать исчезла, ее место вновь заняла заведующая кафедрой ценольбологии. – Рада видеть вас, Герта.
– Извините, что беспокою вас в такой интимный момент. Извините и вы, господин ван Фрассен, – советница дружелюбно посмотрела на капитана. – Я не знала, что вы вдвоем, под зонтиком, с цветами… Это так романтично! Собираетесь в ресторан?
Фамильярность советницы не понравилась капитану.
– Нет, – опередив жену, ответил он. – Собираемся в интернат, к дочери.
– Как кстати! Об этом я и хотела поговорить. Понимаете, мой Николас, мой маленький Ник… Знаете, что он спросил у меня сегодня?
Страшная догадка обожгла капитана. Разом вспомнились все предостережения Гюйса, высказанные – показанные! – в «Лебеде». Если у Николаса Зоммерфельда сработали последствия «свадьбы», если в мозгу мальчика взорвалась мина замедленного действия…
– Он спросил, с какого возраста люди женятся, – продолжила советница. – Я, естественно, ничего не заподозрила. Сказала, что с восемнадцати. И спросила, почему его это интересует. А Ник покраснел и ответил, что собирается жениться… Да-да! Он собирается жениться на вашей дочери! И очень огорчен, что это откладывается так надолго.
Дождь утих. Солнечный луч, пробившись из-за туч, упал на клумбу. Цветы заблестели, рассыпая искры бриллиантовой пыльцы. В воздухе резко запахло мокрой землей. Казалось, во время дождя люди парили за облаками, и запах реальности отрезвил их.
– Вы показывали мальчика врачу? – без обиняков поинтересовалась Анна-Мария.
– Да. Мы прорвались на прием к Якобу Трессау. Это уникальный специалист! Вы же понимаете, мой муж имеет кое-какие связи в нашем городе…
– И что? У вас есть к претензии к Регине?
Капитан смотрел на жену, словно впервые ее видел. Та, что заявила минуту назад: «Я очень боюсь нашу дочь», превратилась в разъяренную тигрицу, готовую драться до последнего.
– Ни малейших претензий! Всё в порядке. Обследование не показало патологии. Доктор Трессау сказал, что если и есть незначительные, не поддающиеся фиксации отклонения от нормы, с возрастом всё сгладится. Мы можем не беспокоиться, уверил он. Дело в другом. Я хотела бы попросить вас…