II

– Докажи!

– Что? – удивился Фома. – Что у меня есть чувство прекрасного?

Он смотрел на девушек так, что сразу становилось ясно: у Фомы есть это чувство, и оно развито лучше некуда. Зато способность делать выбор, увы, атрофировалась в раннем детстве.

– Что ты – эйдетик. Врешь, небось?

Пойман на «слабо», Фома выпрямился во весь свой немалый рост. Хрустнул пальцами, словно собрался демонстрировать силу; распушил воображаемый хвост, смутился – и растерянно улыбнулся. Казалось, от него потребовали: «Докажи, что ты – вампир!» – и он, как дурак, оскалил клыки. У ног Фомы, верхушками едва доставая парню до середины бедра, зеленела рощица араукарий. Не комнатные, или кадочные для зимних садов, но полноценные взрослые деревья, араукарии превращали Фому в великана из сказки. Флоробар «Венделла», где коротала время шумная троица, славился интерьером – вернее, древним искусством цин-но-бер, помноженным на возможности генной инженерии.

Здесь выращивали карликов, до мелочей похожих на родичей-исполинов.

– Не вру. Представьте, что мы снимаем фильм. От меня требуется трансировать эпизод: мы втроем сидим в баре…

– Транслировать? – не поняла Линда.

– Трансировать! – торжествуя, поправила Регина. – Он же арт-трансер! Ну ты прямо совсем…

И умолкла, предоставив Линде самой додумывать: что она совсем.

– Что я делаю? – продолжил Фома. – Ну, с чего начинаю?

– Ложишься в рабочую капсулу, – развивая успех, Регина не дала подруге и слова вымолвить. – Голышом в плесень куим-сё. Бр-р, гадость! Входишь в транс; если вас, арт-трансеров, несколько – в транс-сейшн. Грезишь эпизодом, а плесень фиксирует. Потом я кладу себе на виски щепотку плесени и вижу, как мы сидим в баре, а ты нам врешь, что ты эйдетик…

Знания Регины были почерпнуты из популярной брошюры «Арт-транс: искусство грез». А значит, ошибка исключалась.

– Это уже потом, – разочаровал ее Фома. – Сперва я изучаю сценарий…

Усмешка Линды разила без промаха.

– …делаю пси-эскизы. Собираю материал для транса. Захожу в бар, осматриваюсь; знакомлюсь с моделями. Ну, с вами. Не всегда ведь персонаж имеет реальный прототип! Проводится кастинг, подбираются модели для создания базы образа…

– Модели, – Линда вздохнула. – Всегда мечтала быть моделью. Жаль, фигурой не вышла.

Фома замахал на нее руками:

– Глупости! У тебя замечательная фигура! И у тебя, – торопливо добавил он, поймав бешеный взгляд Регины. – Вы обе очень красивые. Просто разные. Вот, мы познакомились, я вас осмотрел с головы до ног…

– Потрогал, – предположила Линда. – Понюхал. Лизнул.

– Не без этого, – согласился Фома. – В смысле, получил информацию для создания образа. Максимум исходных данных. Вы вообще-то знаете, что такое эйдетизм?

– Шутишь? – в один голос отозвались девушки.

– Ну да, вы же… – Фома тронул собственный нос, намекая на татуировки двух тиранок. – Вам, наверное, специальный курс читали.

– Читали, – подтвердила Линда. – Эйдетизм – особый характер памяти. Он позволяет удерживать и воспроизводить чрезвычайно живой образ предмета, воспринятого ранее…

– По наглядности и детальности, – перебила ее Регина, – этот образ не уступает первичному образу восприятия. Если ты эйдетик, ты как бы продолжаешь воспринимать предмет в его отсутствие. А если ты вруша, ты этим всего лишь хвастаешься.

Жестом Фома подозвал мини-бар, парящий над крошками-секвойями. Когда бар, трепеща крылышками, подлетел ближе, арт-трансер заказал три коктейля – «Закат над Иала-Маку» для себя, «Желтый попугай» для девушек – и чиркнул ногтем по карт-ридеру, расплачиваясь. Сын Нильса Рюйсдала, главы продюсерской компании «Утренняя звезда», Фома мог себе позволить ногтевой имплантант на приличную сумму. Для парня не составляло труда угостить девушек чем-нибудь подороже «Желтого попугая». Но Фома так смущался, так спешил оплатить счет, прежде чем Линда скажет, что каждый платит сам за себя, а Регина начнет обзываться «папенькиным сынком», что несправедливо, но уж очень кстати…

– Приступая к записи, – Фома отхлебнул глоток «Заката», – я могу сформировать ваш образ в подробностях. Видеть вас, а также трогать, нюхать и лизать, мне для этого необязательно. Проверим?

– Да!

– Ладно, – он крутанулся на табурете, повернувшись к девушкам спиной. – Итак, я вас не вижу. Я даже могу отойти подальше, чтобы не слышать запах ваших духов. У Линды – лимон и боргосская ваниль в начальной ноте, пасифлора с мандарином в ноте сердца, жасмин и пион в шлейфе. У Регины в начальной ноте ландыш, нарцисс и лилии, в ноте сердца – гардения, фрезия и черная смородина. В шлейфе…

  68