— Честно говоря, — сказал Сильвермен, — мне кажется, они думают, что они именно в Штатах.
Мужчины были худощавы, в белых рубашках и дешевых костюмах. Женщины — в национальной одежде, напоминающей наряды крестьянок в фильмах про Дракулу. Клем раздал им булочки и стаканчики с супом. Они бормотали слова благодарности. Ему было их жаль.
— Ночью им можно выбираться на часок ноги размять, — сказал Сильвермен, тихонько барабаня в еще более крошечную дверцу в другом конце комнаты, — В туалет сходить здесь, на вокзале. Я подыскиваю им юриста. Когда все будет готово, мы вытащим их отсюда. Сделаем их канадцами.
Крошечная дверца распахнулась. Из нее показалось и уставилось на них, моргая, длинное, желтоватого оттенка лицо.
— Buenas tardes [29],— сказал Сильвермен.
— Buenas tardes, señor, — ответил мужчина.
— Бывший гватемалец, — сказал Сильвермен Клему. — У них по приезде, если можешь представить, еще меньше с собой было. Эти добрые люди уступили им часть жилья.
Как бы в подтверждение его слов один из молдаван или румын приветливо помахал гватемальцу и, с усилием разгибая затекшую спину, начал передавать ему остатки еды. Клем опустился на колени у двери — больше похожей на люк, чем на дверь, — и заглянул внутрь. Вокруг единственной лампы, как на картине в стиле кьяроскуро[30], расположились мужчина и две печальные женщины; поприветствовав его кивком, они принялись за ужин. За ними в устроенной из картонных ящиков кроватке лежал четырех- или пятилетний ребенок и сосал кусок хлеба; блестящие равнодушные глаза уставились на Клема.
— Это не их ребенок, — глухим от волнения голосом произнес Сильвермен.
— Не их?
— Малыш, видимо, отбился в пути от родителей. Но они заботятся о нем, как о своем собственном.
Повозившись, ребенок вытащил из-под одеяла жестянку, старую банку из-под сухого молока или кофе, найденную где-нибудь в станционном мусоре. В крышке острым предметом была пробита дырка. Странным, вялым жестом мальчик помахал Клему.
— Иди, — подтолкнул Сильвермен. — Ты такого еще не видел.
На четвереньках Клем залез внутрь. Давая ему дорогу, взрослые отодвинулись в сторону. Женщины улыбнулись.
— Ноlа [31],— сказал ребенку Клем.
— Mira, — прошептал мальчик. Тонкими пальчиками он пытался открыть жестянку.
Клем вытащил из кармана монету, канадский доллар, и слегка поддел крышку; мальчик открыл коробку. Сначала из-за темноты было невозможно рассмотреть, что внутри (во мраке коробки что-то шевелилось), но кто-то приподнял за спиной Клема лампу, и свет выхватил голые мордочки двух облезлых мышей — этих живучих полуслепых, питающихся золой и мусором паразитов Клему часто приходилось видеть копошащимися на рельсах лондонской подземки.
— Son mίos, — сообщил мальчик, глядя на них со смесью любви и беспощадности, как маленький диктатор, улыбающийся толпе с балкона своего дворца.
Он бросил внутрь несколько хлебных крошек, затем быстро опустил крышку на место и засунул банку обратно в темные недра одеяла.
Клем не мог развернуться, не помешав остальным. Он поблагодарил мальчика, и секунду-другую они пристально смотрели друг на друга; затем, опустив голову, Клем начал медленно пятиться задом к выходу.
12
Он проспал лишь несколько часов и, проснувшись, обнаружил, что лежит одетый поверх покрывала, перерезанный пополам солнечным лучом. Ему снился какой-то беспорядочный сон. Он сам, пробирающийся среди мусорных куч. Комната. Станционный зал. Сильвермен? Да, Сильвермен, гватемальцы, от двери смотрел на него мальчик (на этот раз — огромными влажными глазами погибающего олененка из мультфильма). Сильвермен напирал на дверь епископским посохом и кричал: «Так велено!» — или: — «Приказы не обсуждают!» Тревожный, нелепый сон.
Клем сел. В гостинице и на улице за окном было тихо. Поднявшись, он подошел к окну, прищурился от света и, глядя на пересекавшие пустую улицу косые утренние тени, вспомнил, что сегодня воскресенье.
В ванной он прополоскал рот водой из-под крана. В голове чувствовалось какое-то раздражение, в точке над правым глазом — дергающая, как от электропровода, ноющая боль, уходящая на пару дюймов вглубь черепа. Наклонившись, он принялся разглядывать в зеркале глаз. Правый глаз, которым он глядел в видоискатель фотоаппарата. В силу своей профессии Клем знал кое-что о глазах — склера, сосудистая оболочка, миллионы клеток на сетчатке, где свет фокусируется.
29
Добрый вечер (исп.).
30
Кьяроскуро (Chiaroscuro, ит.) — светотень, градации светлого и темного (свет, тень, полутень, рефлекс, блик), позволяющие воспринимать объем фигуры или предмета и окружающую их световоздушную среду. Является одним из средств композиционного построения и выражения замысла произведения. Один из первых мастеров этого стиля — Леонардо да Винчи. Развитие — в работах Рембрандта, Рубенса, Веласкеса, Караваджо.
31
Привет (исп.).