Последние отзывы

  2  

Дым впереди все гуще, все ближе. Полагаю, натура, более склонная к собственничеству, а к стремлению защитить — менее, спалила бы замок — с утра, перед отъездом. Но я не мог. Бесспорно, неплохо лишить грозящих нам их краденой награды, но я все равно не мог.

Вооруженные люди в форме — мундиры и оружие разношерстные, неуставные — орут на высокий грузовик перед нами. Он тяжело громыхает с дороги к въезду на поле, пропуская тех, кто сзади. Впереди колонна беженцев, людской поток, все эти головы, шляпы, капюшоны, шаткие груженые повозки тянутся к горизонту.

Мы подъезжаем и возле столба дыма замираем вновь. На обочине горит фургон; лежит в канаве, слегка завалившись набок; чуть дальше задом в воздух торчит открытый трейлер — из-под темного брезента вывалились вещи. В фургоне бьется огонь, языки пламени рвутся из разбитого лобового стекла и окон, дымные клубы ползут из распахнутых задних дверей. Беженцы — по крайней мере, пешие — жмутся на другую обочину — видно, опасаются взрыва. Забыв о пожаре, люди в форме копаются в груде выпавших вещей. На краю канавы возле фургона лежат два тела — поначалу они кажутся двумя тряпичными тюками; одно лицом вниз, а другое — женщина — широко раскрытыми неподвижными глазами уставилось в небо. Черно-коричневое пятно пачкает ее жакет на боку. Ты встаешь, тоже смотришь туда. Жалобный, отчаянный стон доносится откуда-то спереди.

Затем, за огнем и дымом, за опрокинутой крышей фургона, где багажная сетка вырвалась на свободу и раскидала по жесткой траве и чахлым кустам сумки, ящики и коробки, — что-то движется.

Тогда-то мы впервые и увидели лейтенанта, возникшую за полнокровным пламенем катастрофы, — фигура искажена струящимся жаром, словно в водовороте; скала, осквернившая поток.

Грузовик стоит у калитки, ведущей в поле, против поворота на лесную дорогу. Оттуда доносится выстрел. Беженцы пригибаются, лошади тут же берут с места, ты вздрагиваешь, но меня заворожила фигура по ту сторону огня. Снова треск выстрелов — и я наконец оборачиваюсь, отодрав взгляд, и вижу, как люди ковыляют от грузовика, руки подняты или за головами, а те, что в формах, отгоняют их, откидывают борт и принимаются обыскивать машину. Я оглядываюсь на тебя; ты снова села, а женщина, которую я видел сквозь пламя, с двумя ополченцами по бокам шагает к дверце нашего экипажа.

У лейтенанта (хотя, признаться, тогда мы ее так не называли) непримечательная фигура, но в движениях сквозит изящество. Некрасивое лицо смугло, почти темно; серые глаза, черные брови. Наряд составлен из множества разных форм; измазанные, потертые сапоги одной армии, изодранная гимнастерка — другой, очень грязный дырявый китель — третьей, а мятая фуражка — с щегольскими крыльями на кокарде — видимо, военно-воздушных сил, но автоматическая винтовка (длинная и темная, пара серповидных магазинов аккуратно прикручена друг к другу) безукоризненно чиста и поблескивает. Лейтенант улыбается тебе и коротко касается фуражки, затем поворачивается ко мне. Винтовка легко покоится у нее на бедре, ствол целит в небо.

— А у вас, сэр? — спрашивает она. В ее голосе шероховатость, которая кажется мне извращенно приятной, хотя кожа покрывается мурашками от скрытой опасности, многообещающей угрозы в ее словах. Неужели она подозревала, провидела нечто уже тогда? Неужели экипаж высветил нас в толпе — драгоценным камнем в простенькой оправе, пробудившим в ней хищника?

— Что, мадам? — отзываюсь я; слышится крик. Я оглядываюсь и вижу группу солдат — они сгрудились у дороги в нескольких метрах перед горящим фургоном; в центре кто-то лежит. Беженцы проходят мимо, стараясь держаться подальше.

— У вас есть то, чего мы хотим? — спрашивает женщина в форме, легко запрыгивает на откидную подножку и — снова улыбнувшись тебе — нагибается и стволом винтовки приподнимает край дорожного пледа.

— Не знаю, — медленно отвечаю я. — А чего вы хотите?

— Оружие, — она пожимает плечами, щурится, — Что-нибудь ценное, — обращается к тебе, затем приподнимает другой плед, напротив тебя; ты сидишь бледная, с распахнутыми глазами, смотришь на нее. — Топливо? — добавляет она, переводя взгляд на меня.

— Топливо? — повторяю я. В голове проносится мысль: может, спросить, имеет она в виду уголь или дрова, но я предпочитаю смолчать, я напуган ее поведением и винтовкой. Из кучки людей перед фургоном доносится еще один захлебывающийся вопль.

— Топливо, — повторяет она, — боеприпасы… — Затем из толпы раздается пронзительный визг (ты вновь содрогаешься); наша лейтенант оборачивается на этот ужасный крик, легкая недовольная гримаса появляется и исчезает на лице, и почти в ту же секунду она произносит: — …медикаменты? — Судя по выражению лица, она что-то прикидывает.

  2