42 
– Знаю, Своя, – глухо отозвался Эврит, сплетая длинные сильные пальцы и слегка передернувшись, когда Галинтиада вспомнила о «слугах верных». Видать, не любил басилей Ойхаллии слова «слуга».
– Знаю, что не забудут Павшие ни тебя, ни меня… и потому я здесь. И еще потому, что Павшим нужен Безымянный Герой, сын Алкмены и узурпатора.
– Я знала об этом задолго до его рождения, – Галинтиада презрительно плюнула в костер; Эвриту показалось, что плевок не долетел до крайней головешки, шлепнувшись на траву, – но при этом слюна с шипением испарилась, что, похоже, удовлетворило старую карлицу.
– Для того я и приехал в Фивы, – жестко бросил басилей Ойхаллии, по-прежнему стоя и возвышаясь над Галинтиадой как гора. – Я и мой сын Ифит. Мы приехали учить мальчишку – тому, чему надо, и тому, как надо.
– Твой сын – Свой? – быстро спросила старуха.
– Ну… будет, – чуть запнулся Эврит.
– Тогда он не сможет учить как надо.
– Как – буду учить я. Наездами. И то когда мальчишка подрастет. Не могу же я постоянно торчать в Фивах!
– Павшие не против?
– Они не против.
– Значит, так тому и быть. Жаль, что это будешь не ты…
– Ничего. Зато здесь есть ты, Галинтиада. Жертвы приносятся?
– Странный вопрос. Как и раньше, раз в полгода.
– Почему не чаще?
– Ты всегда был тороплив, Эврит…
– Это потому, что я не хочу прожить два человеческих века в ожидании!
– И все равно – ты слишком тороплив. Или тебе надо, чтобы Алкид сошел с ума до назначенного срока? Не подгоняй стрелу в полете, ученик Сребролукого Аполлона!
По телу Эврита пробежала судорога.
– Метко бьешь, Галинтиада… Ладно, оставим. Ты знаешь, что через день состоится состязание лучников за право учить Безымянного Героя?
– Знаю. Ты действительно стал старше, Свой. Прибыл совсем недавно и уже успел…
– Да, я многое успел. И мой сын Ифит – мой сын и мой ученик, только мой, а не Аполлона! – будет спорить с Миртилом, нынешним учителем Алкида.
– И это знаю, – еле заметно усмехнулась карлица.
Эврит слегка приподнял бровь.
– А знаешь ли ты, дочь Пройта, что проигравший будет принесен в жертву сыну Алкмены?! – торжествующе произнес, почти выкрикнул он.
Старуха задумчиво поковыряла клюкой в углях костра, взметнув сноп искр.
– О да, теперь я знаю и это… Только знает ли об этом учитель Миртил?
– Узнает. И согласится.
– Да уж, согласится, – закивала старуха, с некоторым уважением поглядывая на Эврита.
– Более того – я знаю, кто победит! И тогда этот Миртил САМ принесет себя в жертву! Ты понимаешь, Галинтиада?! Не просто жертва, не просто ополоумевший от страха раб – а учитель, сознательно всходящий на алтарь своего ученика! Это воистину достойно Тартара!
– О да! – глаза карлицы вспыхнули в отсветах догорающего костра. – Ты и впрямь повзрослел, мудрый Эврит! Вот только…
Она помолчала, зябко кутаясь в лохмотья.
– Скажи мне, Эврит-лучник, – наконец проговорила она странно дрожащим голосом, – зачем тебе все это? Зачем тебе нужны Павшие на Олимпе? Ведь ты не веришь в Золотой век, правда?
– Не верю, – слова давались Эвриту с некоторым трудом. – Но иначе Аполлон никогда не примет моего вызова.
– Аполлон? Тот, кто учил тебя?
Эврит не ответил.
6
Если бы Креонту кто-нибудь сообщил, что в районе северо-восточной окраины города (кстати, довольно-таки недалеко от тропинки, ведущей к уже известному нам холму) есть некий полуразвалившийся домишко, – басилей Фив, вероятно, весьма удивился бы, что ему докучают подобной ерундой.
Если бы об этом домишке сказали любому горожанину, проживавшему близ северо-восточной окраины, – горожанин бы удивился не меньше Креонта, поскольку никакого такого домишки никогда не видел.
Если бы о том же сообщили солнечному титану Гелиосу, некогда предавшему свое титаново племя и пошедшему в услужение к Олимпийцам, то Гелиос (возможно!) придержал бы на миг своих огненных коней, но не удивился бы.
Давно разучился удивляться солнечный титан Гелиос, вечный возница.
Если бы об этом сказали близнецам Алкиду и Ификлу…
А чего им говорить? Вон они бегут, сверкая подошвами сандалий, как раз в тот самый дом, где ждет их старый приятель Пустышка.
Хорошо детям: год, два, два с половиной – и случайный знакомый превращается в приятеля, а там и в старого приятеля… хорошо детям!
Поворот за корявым абрикосом с еще зелеными, ужас какими кислыми плодами, теперь надо замедлить шаг, оглядеться по сторонам – и бегом, бегом мимо гнилого шалаша к дому Пустышки, не обращая внимания на легкий холодок, возникающий где-то в животе и почти сразу же пропадающий…
42 
