58 
— Она не должна ничего знать. Ни в коем случае.
— А мне, значит, можно?
Карл посмотрел на меня с удивлением. Я отвела глаза и стала разглядывать потемневший потолок приютившей нас хижины.
Мать меня ненавидела. Она так и не смогла смириться с тем, что родила ребенка, ни капли на нее не похожего. Жила и мучилась. Когда я выросла, стало еще хуже. А последней каплей стал переезд в Швейцарию. Мать осталась в нашей семье единственной азиаткой и все больше думала о другой своей дочери, оставшейся в Японии. Та была ей куда ближе. Мать снова и снова повторяла:
— Я так за нее переживаю. Она, верно, считает, что я ее бросила.
Никто ее не бросал. Если мать кого и бросила, так это меня. Я была ни кого не похожа, вроде как не существовала. Я нужна только мужикам и впервые поняла смысл своего существования, когда заметила, как они меня домогаются. Вот почему они мне нужны всегда. С самого начала они были для меня важнее домашних заданий, важнее всего. А сейчас только с ними я чувствую себя живой.
Как-то после свидания с Карлом я возвращалась домой поздно. Он высадил меня в переулке — боялся, как бы его машину не увидели у нашего дома. Пришлось пробираться в темноте. Открыв ключом входную дверь, я прошла к себе в комнату. Странно, уже одиннадцатый час, а дома темно, никого нет. Заглянула на кухню — едой и не пахнет. А ведь не проходило и дня, чтобы мать не сварганила что-нибудь японское. Что за дела? Приоткрыв дверь, я заглянула в полутемную спальню и увидела мать. Спит, наверное, подумала я и бесшумно притворила дверь.
Через полчаса пришел отец. Я сидела в ванной, смывая с себя жесткие ласки Карла, и вдруг в дверь кто-то забарабанил. Меня охватила паника: неужели отец узнал, что я с Карлом?.. Нет. С матерью что-то не так. Отец был сам не свой. Я побежала в спальню, хотя сердцем уже чувствовала: матери больше нет.
В Японии, когда отец напускался на сестру, мать ни разу не приняла ее сторону, всегда норовила подстроиться под главу семейства. Но, перебравшись в Швейцарию, вдруг забеспокоилась о своей «кровинушке». Я презирала ее за бесхребетность, ненавидела за несобранность и вялость.
У нас был такой случай. Я пригласила домой подруг-одноклассниц, а мать из кухни даже носа не высунула. Я схватила ее за руку, умоляя показаться моим девчонкам, но она вырвалась и повернулась ко мне задом.
— Скажи им, что я помогаю по хозяйству. Мы же с тобой не похожи, а объяснять, что к чему, тяжело.
Тяжело. Это было ее любимое словечко. Учить немецкий — тяжело, найти себе новое занятие — тяжело. К Берну она так и не привыкла и никаких чувств к нему не испытывала. Блуждала по городу, как по лесу; дело быстро двигалось к концу. Однако я до сих пор не могу понять, что навело ее на самоубийство. Впрочем, человеку, который хочет умереть, достаточно мелочи, чтобы переступить порог. Вдруг у нее рис плохо сварился или всему виной подскочившие цены на натто? А может, она узнала об отцовской турчанке? Или о том, что я связалась с Карлом? Хотя мне до этого дела не было. К тому времени мать уже не вызывала у меня никакого интереса.
Ясно одно: смерть матери принесла облегчение и отцу, и Карлу. Но скоро их стала одолевать мысль, не они ли виновники ее смерти; неужели она покончила с собой, узнав, чем они занимались у нее за спиной? Им придется прожить остаток жизни в борьбе с этим ужасом и чувством вины.
Что касается меня, то взрослые, решив произвести меня на свет, моего совета не спрашивали. Действовали исключительно по своему усмотрению. Не моя вина, что у отца-швейцарца и матери-японки получился такой красивый ребенок, такое чудо. А отдуваться приходится мне, хоть я тут совершенно ни при чем. С меня этого груза достаточно, я вовсе не собираюсь отвечать еще и за смерть матери.
Поэтому, когда папаша привел в дом свою турчанку, я вздохнула с облегчением и потребовала, чтобы меня отправили обратно в Японию. Встречаться с сестрой я не собиралась — она же меня терпеть не может. Зато в Японии меня ждал Джонсон — он как раз закончил работу в Гонконге. Почему бы не поселиться у него? Я уже не девочка, мне страшно хотелось попробовать с ним то, что я уже освоила с Карлом. Нимфомания — страшная сила!
3
Нет более подходящего занятия для нимфоманки, чем проституция. Это мой удел. Не имеет значения, кто мне достался — грубый хам или урод. Я отдаюсь ему с удовольствием, исполняю все его желания, не стесняясь ничего. С извращенцами мне даже больше нравится. С ними я оттягиваюсь на полную катушку, могу почувствовать, на что способна.
58 
