Особенно,... 
64 
— Знаешь, что это за черепаха?
— Сухопутная?
— Правильно. Редкий вид. Водится на Мадагаскаре.
Он рассмеялся, я кивнула. На этом собеседование закончилось. Потом я узнала, что это был Кидзима, преподаватель биологии и наш классный руководитель. Несмотря на никудышные результаты тестирования, я ему понравилась, и меня приняли. Только потому, что я правильно ответила про сухопутную черепаху. Хотя нет. Просто я понравилась Кидзиме. А черепаха — только предлог.
Я явно перетрудилась — вечером после экзамена у меня поднялась температура. Дом Джонсона стоял за зданием налоговой инспекции района Ниси-Адзабу. Мне приготовили крайнюю комнату на втором этаже. Занавески, покрывало, подушки — все было из коллекции «Liberty Fabric». Масами выбирала на свой вкус. Мне было наплевать на весь этот интерьер. Одна суета. Какое мне дело? Забравшись в постель, я уснула в тот же миг. Проснулась посреди ночи, почувствовав, что в комнате кто-то есть. У изголовья кровати стоял Джонсон, в майке и пижамных штанах.
— Как дела, Юрико? — спросил он тихо.
— Я просто устала.
Джонсон наклонился с высоты своего роста и шепнул мне на ухо:
— Приходи в себя скорее. Наконец-то я тебя поймал.
Поймал. Я вспомнила, как сухопутная черепаха сожрала улитку, и содрогнулась. Улиточий домик треснул во рту черепахи. Я и есть та самая улитка из аквариума. Женщина, употребляемая мужчиной. Я должна принять такую судьбу, научиться получать удовольствие от того, что тебя употребляют. А пока счастья мне не видать. Опять где-то в дальнем уголке ума всплыло это словечко — «свобода». И я разом превратилась из пятнадцатилетней девчонки в старуху.
На следующее утро из школы Q. сообщили, что я принята. Масами, на седьмом небе от счастья, позвонила Джонсону на работу, чтобы его обрадовать, и, положив трубку, обернулась ко мне.
— Надо твоей сестре сказать! — жизнерадостно заявила она.
Пришлось дать телефон деда. Все равно встречи с сестрой не избежать. Мы теперь обе в Японии. И при всем том я знала, что сестра меня ненавидит, и сама ненавидела ее. Между нами нет ничего общего. Как две стороны монеты. Реакция сестры была такой, как я и ожидала.
— Чтоб я тебя в школе не слышала! Все с тобой тут носятся… Подумаешь, чудо природы! А мне жить надо, выживать.
Мне тоже надо было выживать. Но как ей было это объяснить? Я не нашла таких слов.
— Тебе всегда везет! — сказала она.
— Я хочу видеть деда.
— А он не хочет. Он тебя не выносит. Потому что у тебя вдохновения нет.
— В каком смысле?
— Дура! У тебя интеллект на нуле!
На этом разговор закончился. Сталкиваясь со мной в школе, сестра делала вид, что мы не знакомы. В последнем классе я ушла из школы и больше с системой Q. дела не имела. После этого мы долго не виделись. И вдруг в последнее время сестрица стала доставать меня звонками. Хотела бы я знать, что такое могло с ней произойти.
Ребенка сдали совершенно чужим людям. Нет, я сама им себя отдала, по собственной воле. И сестре не было никакого дела до того, что ждет этого ребенка. Она об этом даже не думала. Потому что сама жила с родным дедом. Я его видела всего несколько раз, совсем маленькой. Он мне понравился — добрый и непоседливый. Но сестрица его монополизировала и обрекла меня на жизнь в одиночестве.
С самого детства во мне живет тревожное ощущение, что я всему и всем чужая. Потому что полукровка. Даже родительская любовь не могла меня от него избавить. Для этого мало просто прижать к груди и успокоить. Я завидовала сестре, которая быстро порвала с родителями. Моей новой семьей стали Джонсоны, с которыми мы в детстве встречались лишь изредка, когда приезжали в отцовскую «горную хижину». Меня с ними связывало только то, что Джонсон хотел меня. Вряд ли сестра была способна понять, в каком положении я оказалась.
5
3 октября
Вчера вечером зашедший к нам в клуб парень достал меня одним вопросом. Ему еще не было тридцати; он пришел с приятелем, который работал на стройке верхолазом. Молодец сидел, широко расставив ноги в бриджах, озирался по сторонам, изо всех сил делая вид, что заглянул в это заведение, где торговали перезрелым товаром, исключительно из любопытства.
— Что у тебя с лицом?
— А что такое?
— Чудное. Какое-то разобранное.
Ему сделалось смешно от своих же слов, и он рассмеялся.
64 
