— Он скоро приедет, — сказала она. — Пирс. Мне надо идти. Пока.
— Нет.
— Я просто хотела сказать тебе, где я, — сказала она. — Куда еду. Было бы нечестно не сказать.
— Погоди! — воскликнул он.
Но Роз не слышала: она повесила трубку, потому что ей уже дважды просигналили; мокрый от дождя фургон стоял у автозаправки и попыхивал белым выхлопом. Она сказала только, что ей надо пописать.
Она немножко поплакала, но под дождем никто не поймет, что она вытирает со щек. Она хочет только то, что хочет, а там, впереди, может, и узнает, что именно; знать и иметь — одно и то же. Боковая дверь фургона открылась ей навстречу. Впереди еще много часов.
Мир есть или был тогда иносказанием, шифром, уравнением, которое нужно решить, печатью, которую надо завершить. А кроме того, он (как и сейчас) — просто мир, полный всякой всячины, исчисляемой миллиардами, вечный, и бесконечный, и разгадке не поддающийся. Роз Райдер не помнила точно, что в ночь маскарада сказал Пирс о женитьбе, но слова тронули ее, оставив в сердце веру, что он все же не пытался воспользоваться ее пробуждением для Господа как поводом, чтобы отделаться от нее, как поступило бы большинство мужчин, и как проще всего было поступить. Поэтому она решила позвонить ему с дороги и попрощаться. А поскольку Пирс не умел отличить право от лева — так никогда и не научится, — он оказался на месте, дома в Литлвилле, и смог ответить на звонок.
Наконец он положил трубку на рычаг — голос Роз давно умолк. Снял трубку снова и набрал номер Аркадии. На этот раз ответил Брент Споффорд.
— Привет, это Пирс.
— Привет.
— А Роузи дома?
— Она спит, — сказал пастух несколько настороженно и отчужденно, отчего кровь прихлынула к щекам Пирса, а сердце оледенело; но он не мог обсуждать то, что произошло между ним и Роузи, если вообще что-то было.
— Не буди ее, — сказал Пирс, но Споффорд уже отложил трубку, и вскоре Пирс услышал голос Роузи и секунду-другую не мог говорить от стеснения, жалости или печали.
— Пирс, — спросила она. — Ты как?
— Да ничего.
— Ты где?
— Дома. — Он собрался, прочистил горло от накопившихся слез и страхов. — Не знаю, сколько я еще тут пробуду, но. Я хотел тебе сказать. Похоже, я знаю, где сейчас Сэм.
Глава двенадцатая
Высоко на горе Ранда, крупнейшей из Дальних, на обрывистом восточном склоне, стоит памятник, воздвигнутый несколько лет назад в честь известного в этих местах автодидакта и провидца Херда Хоупа Уэлкина, «образованного сапожника», натуралиста, реформатора, философа, богослова. Согласно первоначальному проекту, старик должен был стоять не на пьедестале, указуя перстом на восток, а просто на земле: согбенный, седобородый, в старом клетчатом костюме и широкополой шляпе, непременном атрибуте ботанических исследований; он как раз приметил среди горных трав интересное растение, Silene virginica Hurdii,[90] и склонился к нему — за миг до того, как услышал то, что позже он назовет «громким, хотя и мягким шумом», в тот «ясный день, когда ярко светило солнце, а ветер утих»: и этот шум пробудил его.
Тропинка к памятнику ведет из долины старым путем коров и лесорубов, взбегая по склонам и приспускаясь, исчезая в болотцах и рощицах и появляясь снова; вдоль нее там и сям стоят выкрашенные белым камни-указатели. Теперь, на рассвете нового теплого дня, от подножия памятника видно было, как встает солнце, расплавленное, размытое. Далеко внизу, видимый только пробуждающимся на высотах ястребам, по тропе поднимался Пирс Моффет. Он то и дело останавливался, озираясь в тревоге и смущении, словно тоже слышал тот громкий, но мягкий шум; раз он даже пошел было обратно, но остановился, словно что-то вспомнил, и вновь стал карабкаться вверх. О тропе к памятнику Пирс узнал сразу же, как прибыл в Дальние горы. Брент Споффорд гнал тогда своих овец; он указал Пирсу вверх, и разговор зашел о том, что хорошо бы как-нибудь туда вскарабкаться вдвоем. А сегодня, так и не уснув до рассвета, Пирс подумал, что, чем дальше спорить с демонами, столпившимися вокруг ложа, не лучше ли встать, одеться и пойти на прогулку. Как следует пройтись пешком. Он вышел в путь и за литлвиллской почтой, в миле от дома Винтергальтеров, набрел на дорожку, которую раньше не замечал; эмалированный знак с изображением сапожной колодки указывал вверх, и Пирс свернул туда. Диспутанты не отставали, они шли за ним, а он рассказывал и пересказывал им свою историю или опровергал их рассказы; они припомнили все его грехи, а он отвергал их или во всем сознавался. Потом начинал рассказ заново. То и дело он останавливался и оглядывался по сторонам, удивляясь тому, что он здесь и мир тут же; он пытался понять, далеко ли ушел, и не мог; уговаривал себя вернуться назад, а вместо этого продвигался вперед.