Скорость смены миров увеличилась. Теперь сцены под рукой Смерти мелькали так быстро, что за ними не могли уследить обычные глаза. Апиот нетерпеливо взмахивал крылышками, порой замечая цветы — живые или искусственные.
Танатос остановил процесс, и перед ними застыли классические руины — разбитые колонны, упавшие стены, расколотые постаменты — на зеленом, усыпанном цветами склоне холма, залитом ярким солнечным светом, под нереально синим небом, где с пронзительными криками носились чайки. Все тени имели четкие границы, сквозь врата долетал терпкий запах моря.
— Ты нашел хоть что-нибудь? — спросил Танатос.
— Нет, — ответил Мизар, когда Алиот влетел во врата и опустился на цветок, который сразу же увял.
— Я перебрал самые простые варианты. Придется заглянуть подальше, так просто не доберешься. Подожди.
Идиллическая картинка исчезла, а на ее месте снова возникла стена непроглядного мрака. Вскоре появился свет, постепенно набрал силу и залил призрачным сиянием траншею и окружающий пейзаж. Когда сгустки разноцветных лучей и самые невероятные геометрические фигуры вдруг начали случайным образом вращаться под аккомпанемент шипящих металлических звуков, черная обезьянья тень, застывшая у края ямы, шарахнулась в сторону. Вспыхнула молния, затем другая, а за ней третья разгорелась и погасла, оставив за собой ослепительный, пылающий хвост.
И опять, всего на несколько мгновений, опустилась тьма, разом поглотив яркие разноцветные лучи.
Мизар пошевелился.
— Да, — проговорил он, и его острые металлические зубы сверкнули в мерцающем сиянии. — Кажется, что-то похожее.
— Найди их, — приказал Танатос. — Призови меня, если тебе будет сопутствовать успех.
Мизар закинул голову и завыл. Затем помчался вперед, через портал Смерти, в темно-светлый абстрактный мир, окруженный крыльями муара.
Танатос опустил полу плаща, врата схлопнулись и исчезли.
— Возможно, вы больше никогда его не увидите, — сказала обезьяна. — Он отправился в очень высокие царства. А если окажется, что тот мир для вас недоступен?..
Танатос повернул голову; его губы дрогнули.
— Да, погоня может занять много времени, Дьюби. Однако терпение всегда было главным моим достоинством, а мое имя известно даже тем, кто обитает в самых высоких царствах.
Дьюби устроилась на плече Танатоса, когда тот выбрался из траншеи.
— Похоже, кто-то решил немного поиграть, — заметил Танатос, шагая по черной луговой траве, усыпанной агатовыми маками, которые качали своими хрупкими головками, когда их касались развевающиеся полы его плаща, — а если не считать музыки, это мое самое любимое занятие. Знаешь, Дьюби, прошло немало времени с тех пор, как мне довелось принять участие в хорошем представлении. Мой ответный ход окажется для них полной неожиданностью; посмотрим, у кого терпения больше. Придет день, когда они убедятся в том, что я всегда нахожусь в нужном месте и в нужное время.
— Когда-то я тоже так думала, — заметила обезьяна, — пока ветки, к которой я потянулась, не оказалось на месте.
Какофония звуков, возникшая после ее слов, могла быть смехом или всего лишь случайными стонами энтропии. Какая разница?
Джон Д'Арси Доннерджек любил всего однажды, но, увидев муар, сразу понял: все кончено. Он осознал и многое такое, о чем до сих пор даже не догадывался; поэтому его сердце разрывалось, а разум устремился туда, где еще никогда не бывал.
Он взглянул на Эйрадис — темноволосую темноглазую девушку, стоявшую под деревом на вершине холма, где они всегда встречались. Муар окутывал ее, делая милые черты более утонченными. Доннерджек всегда чувствовал, что стоило им захотеть, и они могли бы встретиться в его мире, однако их свидания окутывала сказочная дымка романтической любви, для которой волшебная страна была, единственно подходящим местом. Они никогда об этом не говорили, но теперь ему открылась правда, и боль сковала льдом его грудь, а в голове запылал огонь.
Доннерджек знал Вирту гораздо лучше, чем многие другие, и не сомневался, что его любимая заметила первое движение муара, означавшее скорый конец. Лишь сейчас он догадался, что Эйрадис не была гостьей в Вирту, гостьей, спрятавшейся за экзотическим именем и приятными формами. Она принадлежала этому миру — красивая и потерянная.
Доннерджек обнял ее за плечи и прижал к себе.