28 
– Можно и так сказать… – уклончиво ответила она. – Продолжай, Мышонок.
– Вы оба чокнутые, – заявил Руперт. – Чего за заклинания, Пит?
Пит сглотнул. Зря он это все затеял. Теперь придется откровенничать с болтуном Рупертом и странной девчонкой, с которой за несколько лет он едва ли обменялся парой слов.
– Ладно… – выдохнул он. – Я расскажу. Только не смейтесь, не болтайте и не считайте меня психом. Хотя сейчас мне самому кажется, что я тронулся умом… – Руперт и Колючка глядели на него во все глаза. Пит понял, что продолжение неизбежно. – Мне понадобилась помощь… И я пошел к… колдунье… Я не очень-то верю во все эти дела, – продолжал он, потупив взгляд в землю, – но я просто отчаялся… Я пришел к ней, она открыла книгу, а тут… – Пит покраснел и замялся, не зная, как объяснить появление духов так, чтобы его не сочли сумасшедшим. – А там, за стеной, раздался громкий шум… Колдунья сказала, что это духи, и велела мне уйти. Я схватил книгу и побежал. В книге я нашел бумажку с заклинанием, и решил, что оно – именно то, что мне нужно. Когда я читал его, в комнату зашли предки… А на следующий день я узнал, что заклинание поменяло их телами.
– Чего? – присвистнул Руперт.
– Моя мать теперь в теле отца, а отец – в ее теле. Она работает в его рекламном агентстве, а он пытается быть модельером. Сегодня утром они собирались к доктору. Тому, что вправляет мозги…
– Хирургу?! – охнул Руперт.
– К психоаналитику, умник, – одернула его Колючка.
– Вот-вот. К психоаналитику. Не знаю, что придумал этот тип, но, боюсь, он не сможет им помочь. Их спасет только книга…
– И где же она? – полюбопытствовала Колючка.
– Она пропала… – развел руками Пит. – В этом вся беда… А в довершение всего предки собрались разводиться… Ма сказала, что, когда все это закончится, она непременно подаст на развод…
– И ты все равно хочешь вернуть им тела? – спросила Колючка.
Пит прочитал в ее глазах не только удивление, но и сочувствие. Он кивнул.
– Я же не могу подложить им такую свинью. Папа вряд ли мечтает всю жизнь ходить в девчачьем шмотье… Ох, прости, – осекся он, вспомнив, что Колючка – тоже девчонка. – Я хотел сказать другое… – Колючка махнула рукой в знак того, что Пит прощен. – Да и ма вряд ли нравится носить его одежду… Их жизнь, их работа – все под угрозой…
– Вот это да… – вставил свою реплику Руперт. Он и не подозревал, что его друг живет такой насыщенной жизнью.
– Сочувствую, – произнесла Колючка. – Мои предки развелись уже давно. Оба ненавидели друг друга настолько, что разъехались по разным концам света. Она отправилась хипповать в Индию, а он уехал в Россию. Решил, что там за его книжонки заплатят больше, чем здесь…
– Он писатель? – удивился Пит.
Колючка скорчила такую мину, что Пит пожалел о своем вопросе.
– Они оба – писатели, – усмехнулась она. – Фантасты… Ни тот, ни другая не могут жить в реальном мире, как все. И воспитывать своего ребенка…
– А с кем ты живешь? – поинтересовался Руперт.
– Неважно, – отмахнулась Колючка. – Слушайте, а не пойти ли нам в парк? Отметим ваше спасение и заодно подумаем, как помочь бедному Мышонку…
– Не называй меня бедным, – огрызнулся Пит. – Я совсем не хочу, чтобы меня жалели.
– Больно нужно, – рассмеялась Колючка так, словно не умела обижаться. – Ну так что? Пойдем?
Оказалось, она обожает мороженое в белой глазури – совсем как его мать – и фанатично любит «крэйзи дэнс» – совсем как он.
Пока Руперт стоял внизу – ему сегодня не хотелось кататься – Питер и Триш наслаждались увертюрой к сумасшедшему танцу.
Контролер опускал толстенные металлические поручни, которые оберегали катавшихся от падения и позволяли им держаться, чтобы было не так страшно. Но страшно было все равно: каждый раз, когда Пит забирался на «крэйзи дэнс», он чувствовал внутри покалывание, и все, что находилось под ним, на земле, приобретало какой-то трагический и одновременно забавный смысл. Люди, оставшиеся внизу, казались ему нелепыми, непросветленными тем потрясающим чувством страха и радости, которое испытывал он. А земля, деревья и листья, трепещущие от поцелуев ветра, представлялись ему последним, что он видит в своей жизни. И это смешение чувств, эмоций, эта иррациональность, которая так пугала его мать, позволяла ему забыть о том, что существуют проблемы, дела и заботы, позволяла ему чувствовать себя кем-то, кроме обычного школьника, обычного ребенка, еще не познавшего жизнь.
28 
