Милостивый государь Ваше Сиятельство.
Пишу в великой спешке. Особа, которую мы разыскиваем, обнаружена, хотя сама о том еще не ведает. Мой человек имеет верные сведения: он тайком показал ее Джонсу, и тот без колебаний подтвердил, что это она. В недавнем времени она вышла замуж за некого кузнеца Джона Ли, имеющего жительство в городе Манчестере, на Тоуд-лейн, и вот уж несколько месяцев как брюхата, но, как видно, не от него. Мне донесли, что Ли подобно ей квакер. Человек мой сказывал, что они бедствуют и ютятся в натуральнейшем подвале, ибо работа у Ли бывает от случая к случаю; соседи же называют его проповедником. Нынче она приняла на себя вид доброй хозяйки, истой благочестивицы. Ее родители и сестры, как и указывал мистер Пигг, также пребывают в этом городе. Смею полагать, мне нет нужды уверять В.Сиятельство, что я отправляюсь туда без промедления, а также покорнейше просить прощения за свое малословие, причины коего В.Сиятельству очевидны, и повторять, что любой наказ В.Сиятельства будет мною исполнен с величайшим усердием.
Г.А.
К сему прилагаю список послания, полученного мною нынче от доктора Хейлза, каковой снискал (в последние годы) громкую славу своими справедливыми обличениями вредоносности горячительных напитков; я также имею превосходные отзывы о нем как о естествоиспытателе, хотя и сведущем более в ботанике, нежели чем в химии. Он коротко знаком с мистером Ал.Поупом, имеющим быть в числе его прихожан.
***
Высокий сухопарый мужчина сидит за выскобленным деревянным столом.
Перед ним пустая миска: похлебка съедена, миска дочиста обтерта хлебной коркой. Мужчина смотрит на сидящую напротив женщину. В отличие от него сотрапезница то ли не слишком голодна, то ли более привередлива. Она ест, не поднимая глаз, как будто само это занятие кажется ей не вполне пристойным. Стол расположен возле большого камина с широкой железной решеткой; камин не горит, и похлебка, которую ест женщина, как видно, не разогрета. Пальцы, сжимающие ложку, бледны от холода – они действительно озябли. Другая рука лежит на столе, пальцы ее касаются отломленной краюхи, вбирая последнее тепло свежего остывающего хлеба. Кроме посуды – двух-трех мисок, двух помятых оловянных кружек и глиняного кувшина с водой – на столе, ближе к краю, виднеется еще один предмет: пухлая книжица. Углы бурого кожаного переплета обтрепались, корешок отвалился, вместо него приклеена полоска старой холстины, так что о содержании книги можно только догадываться.
Комната – полуподвальное помещение; с улицы в нее ведет несколько ступеней; выложенный каменной плиткой пол во многих местах потрескался.
Створка входной двери состоит из двух частей, сейчас верхняя половина распахнута, и внутрь проникает чахлый свет только что вставшего октябрьского солнца; заглядывает солнце и в два маленьких окошка возле двери. Без солнца беда: обстановка подвала по-нищенски убога. На полу – ни ковра, ни даже тростниковой подстилки. Свежевыбеленные стены тоже голы – их украшают разве что пятна сырости. Из мебели кроме стола и двух стульев имеется только деревянный сундук, он стоит у противоположной от входа стены на двух грубо опиленных брусках. В камине, где на гвоздях развешаны две старые железные кастрюли и старинная жаровня, не так давно разводили огонь, но обложенная старыми кирпичами кучка углей в просторном камине жалкое зрелище: этот семифутовый очаг явно предназначался не для таких поленьев.
Рядом с сундуком – дверь в комнату поменьше. У этой двери вовсе нет створки. В дверной проем виден край кровати. В маленькой комнате без окон стоит сумрак. На полке, укрепленной на балке над камином, – кое-какие нужные в хозяйстве мелочи: железный подсвечник, два-три свечных огарка, квадратное зеркальце без рамы, коробочка с ветошным трутом, солонка. Вот и все. Такой скудости не найти даже в монашеской келье.
Лишь два обстоятельства плохо вяжутся с этой нищенской обстановкой.
Одно – внешнее: хотя потолок комнаты и не оштукатурен, он покоится на двух превосходных дубовых балках. Почти почерневшие от времени, они украшены тонкой продольной проточинкой, а концы их изгибом спускаются вниз и, сужаясь, заканчиваются на стенах. Можно подумать, что примерно за столетие до правления Якова I или Елизаветы у этого дома были более почтенные владельцы, раз уж даже те, для кого был отведен полуподвал, удостоились работать в помещении с такой изысканной отделкой. На самом же деле тут когда-то помещалась лавка торговца мужской одеждой и, придавая балкам столь благородный вид, хозяева радели только о покупателях.