О: Нет. Его привел лорд Б.
В: Вы знали, кто он таков?
О: В первый раз нет. Но скоро узнала.
В: От кого?
О: Клейборниха взялась у меня о нем выпытывать. А как я рассказала, она и открыла, кто он есть.
В: Что она еще о нем говорила?
О: Что его не худо бы пообщипать. И велела мне привязать его к себе покрепче.
В: Ну а Его Милость? Находил он приятность в постельных шалостях?
О: Ничего этого между нами не было.
В: Как не было?
О: Едва мы вошли ко мне в комнату и я потянулась его обнять, от отвел мою руку и объявил, что все мои старания будут напрасны. И что он пошел со мной лишь затем, чтобы не попасть на зубок лорду Б. И прибавил, что хорошо заплатит за молчание.
В: И вы не пустили в ход свои хваленые уловки и кунштюки?
О: Нет.
В: Вас это не удивило?
О: Я много знала таких примеров.
В: Неужто?
О: Да. Правда, мало кто делал такое признание с порога, наперед не попробовав. Кто мог, покупал наше молчание, а иные покупали даже похвалы.
В: Похвалы их удальству?
О: Был у них такой обычай при расставании. Да мы их и сами из корысти наущали. А между собой посмеивались: «Кто похвальбой берет, тот к делу не льнет». Сдается мне, что такое не только в борделях водится.
В: Очень мне надо выслушивать твои бордельные прибаутки.
О: Это больше истина, чем прибаутка.
В: Довольно. Итак, он не пожелал или не смог. Что было дальше?
О: Его Милость поставил себя со мной учтиво. Он рассказал, что лорд Б. очень меня нахваливает. А потом стал расспрашивать про мою распутную жизнь и полюбопытствовал, по нраву ли мне это занятие.
В: Он держался без стеснения или робел?
О: Как будто это все ему в диковину. Уговариваю лечь рядом – отказывается, даже сесть не захотел. Потом все-таки присел на краешек кровати и рассказал немного про себя. Что никогда еще не знал женщины, и эта мысль причиняет ему душевное сокрушение. И еще он терзается оттого, что принужден это скрывать от родных и друзей. И что он отверг уже несколько выгодных партий и домашние не оставляют его попреками, потому что он в семье младший сын и больших надежд иметь не может. Мне сдается, он был огорчен много сильнее, чем показывал. Говорит и отворачивается, точно от стыда, что некому и душу излить, кроме такой, как я.
В: Что же вы на это?
О: Я, как могла, стала утешать. Сказала, что он еще молод: мало ли я знавала мужчин в таком же положении, а теперь все при них. Отчего бы нам теперь же не сделать испытание? Но он и слушать не захотел. Вдруг вскочил с кровати и, когда я пыталась его вновь усадить, сказал: «Довольно. Оставь меня», – будто досадует на мою неотвязчивость. И тотчас бросился просить прощения и уверять, что виной всему не моя неискусность, что я честно употребила все свое старание, что надо быть мраморной статуей, чтобы не растаять от таких поцелуев и много чего еще. А под конец сказал, что, если у меня достанет терпения, он бы не прочь еще раз испытать себя при следующем свидании через два дня, а то в этот раз он должно быть надсадил душу в ожидании, ибо не знал ни меня, ни обычаев этого места; теперь же его опасения улеглись, и он уверился в моих прелестях, пусть и не имел еще случая узнать их близко. Вот и все.
В: Вы уговорились о втором свидании?
О: Да.
В: Он расплатился?
О: Перед уходом швырнул на кровать несколько гиней.
В: Мне желательно узнать следующее: были ли эти расспросы и любезности несходны с повадками прочих сладострастников при подобных свиданиях?
О: Нет.
В: Разве не в обычае у джентльменов, получив удовольствие, незамедлительно от вас уходить?
О: Бывают и такие, но много больше получают удовольствие и от нашего общества. Поговаривают, что таких приятных бесед, как у Клейборн, во всем Лондоне не ведется. Девиц, которые только в постели речисты, она у себя не держит.
В: Так вам и другие особы делали признания в этом роде?
О: Всяк на свой лад. Иную тайну они и жене поверить не решатся, а перед нами, прости Господи, можно не таиться.
В: Добро. Пришел ли он к вам в другой раз?
О: Пришел.
В: И что же?
О: То же самое и повторилось: не захотел он меня. И тут он объявил свое желание, чтобы этим делом, которое никак ему не дается, занялся со мной его слуга, а он тем временем станет на нас любоваться. Он только боялся, как бы я не отказала, посчитав эту прихоть непонятной и ни с чем не сообразной, и потому с готовностью обещал мне хорошее награждение.