В: Иными словами, «пора и честь знать»?
О: В этом смысле я его и понял. Словно спохватился: дескать, что-то я непутем язык распустил, надо бы найти предлог замять разговор.
В: Что он, по вашему мнению, разумел под великой тайной, недоступной нашему уму?
О: Чтобы вам ответить, сэр, мне придется заскочить несколько вперед.
В: Будь по-вашему, заскакивайте.
О: Добавлю лишь, что больше я мистера Б. в тот день не видел. На другой же день, следуя далее на запад, мы проезжали мимо известного нам памятника, и я не преминул вернуться к этому разговору и спросил мистера Б., что еще он может рассказать о древних и в чем состояла их тайна. На что он ответствовал: «Они знали, что ничего не знают». Но тотчас присовокупил: «Я, верно, говорю загадками?» Я согласился, тем побуждая его к дальнейшим рассуждениям. Тогда он продолжал: «Наше прошлое, наши познания, наши историки обрекают нас на ничтожество. Чем яснее мы видим минувшее, тем туманнее рисуется нам грядущее. Ибо, как я уже сказывал, мы подобны героям повествования, как бы чужой волей предопределенным к добру или ко злу, к счастью или к несчастью. Те же, кто установили и обтесали эти камни, Лейси, жили еще до начала повествования – так, как нам сегодня и представить не можно: в одном лишь настоящем без прошлого». И он привел мнение мистера Стакели, каковой полагал, что строители капища назывались друидами, что они пришли сюда из Святой Земли и принесли с собой начатки христианский веры. Сам же мистер Б. считал, что им отчасти удалось проникнуть в тайну времени. Даже враждебные им римляне в исторических сочинениях показывают, что они имели способность угадывать будущее по форме печени и полету птиц. Однако мистер Б. пребывал в убеждении, что они в своем провидческом искусстве изощрились и того пуще, чему доказательством этот памятник, и у кого достанет умения верно изобразить его устройство при помощи чисел, тот и сам в этом убедится. С этой целью мистер Б. и делал свои измерения. Он говорил: «Я верю, что они знали всю историю нашего мира до конца, прочли книгу до последнего листа, как вы своего Мильтона», ибо я возил в кармане великое сочинение Мильтона и мистер Б. спрашивал, что я читаю.
В: И что вы на это?
О: Я выразил недоумение, отчего, зная будущее, они все же подпали под власть римлян и исчезли с лица земли. Он отвечал так: «То был народ провидцев и мирных философов, им ли тягаться с многоопытным римским воинством?» И прибавил: «Да и сам Иисус разве избежал распятия?»
В: Не он ли прежде уверял, будто всякий волен выбирать и переменять свою участь? Но если будущее может быть предсказано, если мы не более свободны, чем раз и навсегда изображенные герои уже сочиненной пьесы или книги, стало быть, участь наша предрешена и непреложна. Одно другому противоречит.
О: То же самое пришло на мысль и мне, мистер Аскью, и я поделился с ним этими сомнениями. На что он ответствовал, что в рассуждении безделиц мы свободны поступать как нам заблагорассудится – подобно тому, как, готовя роль, я сам выбираю, как мне играть, в какое платье нарядиться, какие совершать телодвижения и прочее; что же до более важных обстоятельств, то мне надлежит ни в чем от роли не отступать и представить судьбу героя такой, какой задумал ее сочинитель. И еще он заметил: хоть он и верует, что Промысл Божий имеет попечение обо всем человечестве, но что Господь радеет о каждом в отдельности, что Он пребывает во всяком человеке, такому никак нельзя статься. Не верит он, что Бог пребывает и в добрых, достойных и в жестокосердых, порочных, что, вдунув в человека дыхание жизни, Он затем допустил его без вины претерпевать боль и лишения – а таких примеров мы находим вокруг в избытке.
В: Весьма опасные рассуждения.
О: Не могу не согласиться, сэр. Однако я лишь пересказываю то, что услышал.
В: Хорошо. Но мы остановились на вашем возвращении в Эймсбери.
О: У ручья я повстречал Джонса, ловившего плотву. Вечер был славный, и я присел рядом. А через час с лишком, вернувшись на постоялый двор, я обнаружил у себя в комнате записку мистера Б., в которой он просил меня ужинать без него, поскольку его одолела усталость и он желает немедля лечь в постель.
В: И что вы из этого вывели?
О: Тогда – ничего, сэр. Но позвольте, я докончу. Так вот, тогда я и сам притомился, а потому лег пораньше и крепко уснул. Знать бы наперед, что приключится ночью, – глаз бы не сомкнул. А приключилась престранная вещь – я проведал о ней на другое утро от Джонса. Он спал в одной комнате с Диком. И вот незадолго до полуночи он пробудился и услыхал, как Дик шмыгнул в дверь. Джонс было подумал – по нужде. Ан нет. Прошло с четверть часа, колокола ударили полночь, и тут во дворе шорох. Джонс – к окну, смотрит: три фигуры. И хотя луны не было, он их ясно разглядел. Первый – Дик: он вел двух коней, а копыта у них были обмотаны тряпьем, чтобы не цокали по мостовой. Второй – его хозяин. А третья – горничная. Джонс ручается, что с ними больше никого не было. Я у него все до малости выспросил.