Глава 15. Друзья на всю жизнь

Если действия миссис Машаду подпадали под статью «надругательство над несовершеннолетними», то почему Джек в те дни совсем не чувствовал себя объектом надругательств? Очень скоро частью его жизни станут отношения, сексуальная природа которых уже не будет для него секретом; но лишь тогда он сообразит, что с миссис Машаду занимался тем же, чем теперь со своими подружками. А покамест Джеку не с чем было сравнивать свой новый опыт, он не в силах был осознать, какое кощунство вся миссис Машаду и ее поведение по отношению к нему.

Иногда она причиняла Джеку настоящую физическую боль, правда, всегда ненамеренно. Более того, она казалась мальчику мерзкой, отвратительной – но очень часто, порой одновременно с этим, Джек испытывал необыкновенную к ней тягу. Еще ему постоянно было страшно, что объяснялось просто – Джек не понимал, что, зачем и почему она делает с ним, чего хочет от него и как он должен это исполнять.

Но в одном Джек не сомневался – он очень дорог миссис Машаду. Эту истину не поколебали никакие позднейшие размышления и переосмысления; он ясно помнил – глубоко в душе миссис Машаду восхищалась им, обожала его. Более того, Джек чувствовал, что по-настоящему любим – и это в тот момент, когда родная мать готовилась отослать его прочь в далекий штат Мэн!

Любопытно, впрочем, из-за чего миссис Машаду единственный раз разозлилась на Джека – из-за вопроса про ее детей. Он-то думал, они просто выросли и уехали, но для миссис Машаду тема оказалась чрезвычайно болезненной.

Она сказала Джеку, что больше всего в жизни хочет одного – чтобы мистер Пенис никогда не попал в плохие руки. Но чьи же это плохие руки, своевольных девиц и жадных до денег женщин?

Много лет спустя, уже взрослым, Джек впервые попал на прием к психиатру, и тот все объяснил ему: женщины, склонные к сексуальному и иному насилию над детьми, часто искренне верят, что заботятся о них и оберегают их от беды. То, что мы с вами полагаем надругательством и насилием, для них – форма реализации материнского инстинкта (одна девушка, с которой Джеку предстояло познакомиться позже, сказала бы, услышав такое: «Это не странно, это страшно»).

Джек заметил другое – как в одну ночь превратился из мальчика, который ничего не может от мамы утаить, в мальчика, у которого одно-единственное желание: утаить от мамы как можно больше. Чем полнее он отдавался сексу с миссис Машаду, тем сильнее крепла его убежденность, что он никогда и ни за что не расскажет о ней маме – может быть, кому-то другому при случае и расскажет, но маме никогда и ни за что.

Алиса, впрочем, тоже весьма глубоко погрузилась в отношения с миссис Оустлер (убивая одним махом двух зайцев, то есть заодно успешно дистанцируя себя от Джека), так что мальчику не составило бы труда утаить от нее все, что угодно. Тот факт, что миссис Машаду как-то уж слишком тщательно заботится о стирке, собирая простыни, полотенца и белье не только одного Джека, но равно Алисины вещи и вещи миссис Оустлер, совершенно ускользнул от внимания хозяйки дома и ее любовницы. Если бы миссис Машаду вдруг от Джека забеременела (при допущении, что такое могло случиться), можно поклясться, что миссис Оустлер и Алиса не заметили бы и этого!

Но когда с берегов озера Гурон в августе вернулась Эмма – вся загорелая, с побелевшими на солнце волосами на руках и теле, – она сразу поняла: Джек переменился и причиной тому не только любовь мамы и миссис Оустлер.

– Что это с тобой такое, а, конфетка моя? – допытывалась она. – С чего это ты с такой страстью занимаешься борьбой? Посмотреть на вас, подумаешь, ты не борешься, а трахаешь миссис Машаду!

Оглядываясь назад, Джек никак не мог взять в толк, почему ни Ченко, ни Борис с Павлом ничего не поняли. От них ведь не укрылся повышенный интерес женщин из группы кикбоксинга к борцовским спаррингам между Джеком и миссис Машаду. Эмма, вернувшись с озера Гурон, снова стала ночной няней Джека. И уж конечно и Ченко, и Борис, и Павел много раз видели, как Джек покидает тренировочный зал в компании миссис Машаду на пару-другую часов, либо ранним утром, либо сразу после полудня.

– Мальчик растет, а нынче август! Ему нужно дышать свежим воздухом! – объясняла миссис Машаду.

Они отправлялись в ее квартиру (на Сент-Клер-авеню, недалеко от зала, пешком можно дойти) – по сути дела комнату, с минимумом мебели, на третьем этаже грязного темно-коричневого дома. Из ее окон, если постараться, можно было увидеть овраг, тянущийся позади парка имени сэра Уинстона Черчилля и резервуаров на Сент-Клер, а также двор самого дома с выцветшей травой и заброшенной «тарзанкой». Казалось, все дети, жившие в этом доме, давно выросли и уехали и уже больше никогда не вернутся, а новых никто и не думает здесь производить на свет.

  118