Да и зачем, лето все равно уже почти кончилось. Какое дело Лесли и Алисе, что Джек и Эмма мочалят друг друга в спортзале на Батхерст-стрит (Джеку, правда, так и не удалось хорошенько «измочалить» Эмму, но кое-какие приемы у него проходили).
– Что до Эммы, так это просто гормоны, – говорила миссис Оустлер.
Что до Алисы, та до сих пор считала, что Джек учится защищать себя от мальчиков.
За две недели Эмма скинула шесть кило, и было ясно, что сбросит еще. Дело заключалось не только в тренировках – она стала по-другому есть. Она обожала и Ченко («за исключением ушей»), и Павла, и Бориса.
Как-то раз, лежа с Эммой в постели, Джек заставил себя спросить ее (ох, как ему было непросто!), с кем она будет бороться, когда он уедет в Мэн.
– Ну, найду себе кого-нибудь, буду из него последнее дерьмо выколачивать.
Джек научился целоваться и одновременно дышать, хотя его то и дело подмывало снова задержать дыхание до потери пульса. Эмма не ослабляла своей заботы о «малыше» – и, как она и обещала, пенис таки зажил. Наверное, помогло сочетание мази (Эмма мазала его, даже когда Джек уже не видел для этого причин, так как покраснение ушло) с исчезновением из его жизни миссис Машаду, внимание которой к мистеру Пенису, нельзя не признать, несколько переходило границы разумного.
– Ты по ней не скучаешь, Джек? – спросила Эмма однажды ночью.
Джек задумался; ему показалось, что он скучает кое по чему из того, что она с ним делала, но не по ней самой. Он стеснялся сказать Эмме, по чему именно скучает – ведь та могла подумать, что он не слишком благодарен ей за свое спасение. Но они были уже настоящие друзья, и Эмма поняла Джека.
– Я так думаю, тебе было интересно, но страшно.
– Да.
– Я дрожу от одной мысли, какие неприятности могут подстерегать малыша в Мэне.
– Ты о чем, Эмма?
Они сидели у нее в комнате, на большой кровати, заваленной, как и прежде, плюшевыми мишками. На Джеке были только шорты, а на Эмме – футболка с борцовского турнира в Тбилиси, подаренная ей кем-то из «минских». Надпись на ней мог прочесть лишь тот, кто знал грузинский, но Эмме она все равно нравилась – своими дырами и кровавыми пятнами.
– Ну-ка, сними шорты, конфетка моя, – сказала Эмма, одновременно снимая под одеялом футболку (во все стороны полетели плюшевые мишки). – Я тебе покажу, что делать, чтобы избежать неприятностей.
Она взяла его правую руку и сжала ею пенис.
– Если хочешь, воспользуйся левой, – продолжила она. – Если удобнее, я имею в виду.
– Удобнее?
– Ну, сделай себе приятное! Ну, дрочи же, Джек! Ты же умеешь, не так ли?
– Опять не понял.
– Конфетка моя, только не говори мне, что это у тебя в первый раз.
– Я тебе уже говорил, я не знаю, что это такое, и никогда этого не делал.
– Ладно, начинай потихоньку и не торопись, постепенно поймешь, что к чему. Если хочешь, целуй меня или трогай другой рукой. Только не сиди сиднем просто так.
Джек старался изо всех сил; хорошо уже, что ему не страшно.
– Знаешь, наверное, удобнее левой рукой, – сказал он Эмме, – хотя я правша.
– Это куда проще, чем двойной нельсон, – сказала она. – Тут нет нужды обсуждать теорию.
Джек обнял Эмму изо всех сил, какая она мощная, упругая. Она поцеловала его, и он даже не забыл, что надо дышать.
– Кажется, что-то получается.
– Постарайся только не запачкать всю комнату, конфетка моя, – предупредила она. – Шутка, шутка!
Постепенно ему стало трудно одновременно обнимать Эмму, дышать и разговаривать.
– А что я вообще такое делаю, а?
– Учишься выживать в Мэне.
– Но тебя-то там не будет!
– Придется тебе воображать, конфетка моя, что я с тобой, ну или я тебе фотографии пришлю.
О, вот оно снова, северное сияние, столь любимое народом Канады!
– Джеки, если ты хочешь сказать, что запачкана не вся комната, то должна признать, ты прав – пара уголков действительно осталась чистой.
Джек снова начал дышать.
– Ты только посмотри на это! Надеюсь, ты никогда не скажешь теперь, что не любишь меня.
– Я люблю тебя, Эмма, – выдохнул Джек.
– Спасибо, но не считай, что дал мне обещание на всю жизнь. Не буду ловить тебя на слове. Чудо уже то, что ты мой друг.
– Я буду скучать по тебе! – воскликнул Джек.
– Тсс, не кричи, разбудишь их. Незачем доставлять им лишнее удовольствие.
– Как это?
– Я тоже буду скучать по тебе, конфетка моя, – шепнула ему на ухо Эмма, надевая обратно футболку (снова во все стороны полетели плюшевые мишки). Тут Джек услышал из коридора голос мамы (дверь в Эммину спальню была приоткрыта):