– Неплохой захват, но и не хороший; от хорошего здесь процентов пятьдесят.
– И чем же нехорош мой захват? – спросил Джек; он не видел, кто говорит, только понял, что это голос мальчика постарше.
– Слабоват. Могу научить, как сделать жестче, – сказал мальчик постарше. Вокруг собрались несколько человек, судя по виду пятиклассники. Джек решил, что собеседник стоит аккурат у него за спиной; плюс он знал, что Том Аббот говорить не может (тому едва хватало сил дышать). Джек не отпускал его, сдавливая все сильнее; он просто выжидал.
– Думаю, пора тебе его отпустить, – сказал тот же голос.
– А я думаю, ему не стоит обзывать людей жиденками и пидорами, – ответил голосу Джек. – Это уничижительные слова, они у нас запрещены.
– Отпусти его, – сказал голос; Джек отпустил хулигана и встал на ноги.
– Том, позволь поинтересоваться, а что ты делаешь в общежитии пятиклассников? – сказал голос.
Джек воспользовался шансом разглядеть своего собеседника; он еще не знал, что перед ним проктор, то есть надзиратель его этажа, зато сразу понял, что парень умеет бороться. Росту в нем было едва метр семьдесят три, по телосложению Джек поместил бы его в Эммину весовую категорию или чуть тяжелее. Ушам его было далеко до «украшений» Ченко и «минских», но хозяин явно ими гордился.
Том Аббот никак не мог вновь обрести дар речи. Казалось, он смирился со своей судьбой – с тем, что проктор сейчас покажет Джеку, как делать захват еще жестче.
– Ну что, хочешь, покажу, как сделать захват еще жестче?
– Будьте так добры, – сказал Джек.
Проктор немедленно повторил на Томе захват Джека, но предварительно прижал Тома ребрами к другому колену; тому пришлось так вывернуться, что бедра оказались у него под углом к шее.
– Такой захват, во-первых, плотнее, во-вторых, противнику больнее, – объяснил проктор.
Фамилия проктора была Лумис, и все звали его именно так; родом из Пенсильвании, он учился в восьмом классе и занимался борьбой уже десять лет. У Лумиса были какие-то проблемы с успеваемостью – будучи младше Эммы всего года на два, он дважды ходил в четвертый и второй классы.
Джек еще не знал, что в Реддинге есть своя команда борцов. В школе, где у учеников воспитывают прежде всего характер, где желание приложить усилие ценится выше, чем результат, чрезвычайно естественно развивать именно такой спорт, как борьба.
Еще в Реддинге имелась собственная система штрафных очков. За каждое «уничижительное» слово тебе записывали один балл, за каждый плохой поступок – тоже. Например, Том Аббот за один вечер заработал три штрафных очка – одно за то, что обозвал Ноя жиденком, второе за то, что обозвал Ноя и Джека говнюками, третье за то, что учинил драку («он первый меня тронул», сказал Джек Лумису, и тот ничуть не удивился).
А еще одно очко вкатили Тому за то, что он, старшеклассник, явился в общежитие к пятиклассникам – для посещения мальчиков помладше требовалось разрешение проктора, благодаря чему Том оказался в весьма щекотливой ситуации, так как по школьным правилам за месяц можно было набирать не более четырех штрафных очков. Наберешь больше – до свидания, из этого правила нет исключений. Том Аббот выбрал месячную норму за один вечер; не прошло и двух недель, как он был отчислен из Реддинга.
В Реддинге тяжело учиться не с начала, а Тома перевели сюда из другой школы. Наибольшие шансы дотянуть до восьмого имели те, кто приходил в пятый класс. Лумис, как и большинство его одноклассников, провел в Реддинге полные четыре года.
Если ты трудился – делал домашние задания и исполнял другие обязанности (в Реддинге всех учеников ставили на ту или иную работу), – то к тебе не было претензий. Кроме этого, нужно было относиться к соученикам с уважением, причем с самого начала (более жесткий вариант, чем «вежлив дважды»; знай миссис Уикстид о Реддинге, она бы одобрила местные правила).
За ругань полагалось пол-очка за слово. Скажем, лучше было сказать просто «блядь!» или просто «сука!», чем «блядская сука!» (Эмме пришлось бы в Реддинге не по душе).
Как и говорилось в книге, «проблемы» были далеко не у всех детей, но тем не менее всех этих детишек без исключения родители не желали видеть дома. Лумис потерял папу, маму и сестру в автомобильной катастрофе, а дедушка с бабушкой не хотели быть свидетелями его пубертатного периода.
– Честно и разумно, – всегда говорил по этому поводу Лумис. Эти слова вполне могли считаться вторым девизом Реддинга, хотя звучали не так зычно, как Labor omnia vincit.