– У меня опухоль мозга, думаю, ты уже знаешь, – сказала мать. – Так что мне не стоит испытывать доверие к собственной памяти, милый.
– Давай с Галифакса начнем, – продолжил как ни в чем не бывало Джек. – Признавайся, ведь он был в Галифаксе, когда мы приехали. А раз так, то он, конечно, хотел видеть мое появление на свет.
– Да, он был в Галифаксе, – призналась Алиса, повернувшись к Джеку спиной. – Я не дала ему посмотреть на тебя новорожденного.
– Значит, он ни от кого не бежал, – сказал Джек.
– Лесли рассказала тебе, что у меня частенько меняется настроение? – спросила она. – Ни с того ни с сего, на пустом месте – меняется, и все.
– Я думаю, вся эта история про кесарево сечение – вранье, наглое, мерзкое вранье. Ты говорила, что у тебя якобы шрам от кесарева, поэтому не пускала меня мыться с тобой в душе. На самом деле ты что-то другое от меня скрывала, так?
– Вот сука! Она показала тебе фотографии! – воскликнула Алиса. – Я же сказала, что тебе будет позволено увидеть их только после моей смерти!
– А зачем вообще тогда мне их показывать?
– Я когда-то была красива! – возопила мать.
Маму в фотографиях интересовали ее груди, Джека – татуировка.
– Я успел хорошенько пораскинуть мозгами на этот счет, – сказал Джек. – Я про татуировку. Готов спорить, это работа Татуоле из Копенгагена. Значит, она у тебя была, можно сказать, с самого начала.
– Разумеется, это работа Татуоле. У Оле стиль такой – не закрашивать татуировки, а я и не хотела.
– Ага, думаю, Бабнику ты не дала бы закрашивать это сердце, – сказал Джек.
– Я не позволила бы Бабнику пальцем меня тронуть. Какая там закраска! И еще груди мои ему показывать, ты что!
– Мы забегаем вперед, мам. Давай сначала про Торонто, Копенгаген был потом. Значит, мы приехали в Торонто, а папа еще не уехал, так?
– У него была девчонка в Святой Хильде, она от него понесла, и еще другая была, а там и до учительниц могло дойти!
– Мам, я все знаю про папиных женщин.
– Он спал с половиной Галифакса! – заорала Алиса.
– Ты мне это все не раз говорила. Я знаю, что он бросил тебя. Но я понятия не имел, что он не хотел бросать меня, что он хотел меня видеть.
– Я же не могла физически запретить ему тебя видеть! – ответила мать. – Когда ты был на улице, я ничего не могла поделать, он вполне мог на тебя смотреть. Но если он не собирался быть со мной, с какой стати мне позволять ему быть с тобой?
– Ну с такой, например, чтобы у меня был отец, тебе не приходило это в голову?
– Кто знает, что за отец из него получился бы? С такими мужчинами никогда не знаешь.
– Он видел меня в Торонто? Он видел меня маленьким, до того как ты прогнала его?
– Как ты смеешь! Я никуда его не прогоняла! Да, я давала ему на тебя поглядеть – с известного расстояния, конечно; всякий раз, когда он просил об этом, я давала ему такую возможность.
– Он просил? Что значит «с некоторого расстояния», мам?
– Ну, я ни под каким предлогом не собиралась разрешать ему видеться с тобой наедине. Я запретила ему с тобой общаться.
Что-то здесь не так, подумал Джек, она чего-то недоговаривает. Что-то не складывается. Ага, вот что – мама использовала его как приманку, наверно, рассчитывала таким образом вернуть Уильяма.
– Давай начистоту, – сказал Джек. – Ты позволяла ему смотреть на меня, но если он хотел большего, то должен был на тебе жениться.
– Он и женился на мне, Джек, но с единственным условием – что мы немедленно разведемся!
– Я думал, это миссис Уикстид придумала дать мне его фамилию, чтобы я не чувствовал себя незаконнорожденным. Я и думать не думал, что вы были женаты!
– Миссис Уикстид и правда хотела, чтобы у тебя была его фамилия; единственный способ, который она смогла выдумать, – это чтобы мы поженились и тут же развелись, – сказала мама таким тоном, словно это малосущественная техническая подробность.
– Значит, он довольно много времени провел в Торонто, – заключил Джек.
– Ну, ровно столько, сколько нужно, чтобы заключить брак и развестись, – сказала Алиса. – А я знала, что ты еще совсем крошечный и не запомнишь его.
Ясно, она отдала бы правую руку, только бы Джек не помнил Уильяма.
– Я правильно понимаю, что миссис Уикстид помогала мне? – спросил Джек. – Вокруг говорили, что мы с тобой жили у нее на всем готовом, это правда?
– Миссис Уикстид была само милосердие! – возмущенно сказала мать, словно Джек сомневался в добрых намерениях миссис Уикстид и чистоте ее характера (он никогда в этом не сомневался).