– Ты не поймешь, но тебе будет очень страшно и неприятно, – сказала Эмма. Джек сразу же поверил. Странно было другое – и Джек и «малыш» почему-то очень хотели быть там (другое дело, что Джек и правда боялся увидеть, что там спрятано).
– Я не хочу туда смотреть, – быстро сказал он.
Эмма разжала ноги, отпустила пенис, затем снова взяла его в руки, но куда нежнее.
– Итак, одну вещь мы установили – тебя и правда возбуждают волосы, – сказала Эмма.
– Эй, чай будет слишком крепкий! – закричала снизу Лотти.
– Ну так вынь пакетики из чашки! – крикнула в ответ Эмма.
– Стынет! – не унималась Лотти.
Эмма повернулась спиной к Джеку и надела трусики; затем лифчик. Джек понял, что «малыш» прикоснулся к чему-то интимному, но почему там волосы?
– Как там ваше домашнее задание? – снова крикнула Лотти. Судя по тону, еще немного, и у нее начнется истерика – наверное, она так себя вела, когда потеряла эпидуралку.
– Эх, тяжелая жизнь у твоей Лотти, а, Джек? – спросила Эмма, глядя на пенис. «Малыш» на глазах принимал свои обычные небольшие размеры.
– Джек, тебе нужно следить за этим твоим другом ежесекундно, это же надо, какое у тебя карманное чудо! Причем не маленькое! Восхитительно! Кажется, он решил пока от нас спрятаться, – сказала Эмма.
– Наверное, ему грустно, – сказал Джек.
– Вот-вот, конфетка моя, запомни эти слова. Однажды они тебе пригодятся.
Джек не мог взять в толк, при каких обстоятельствах ему могут пригодиться слова «моему пенису грустно». Мисс Вурц много знала о словах, и Джеку почему-то показалось, что эти слова ей не понравятся. Наверное, в них слишком много импровизации.
Через неделю Эмма принесла Джеку лифчик своей разведенной мамы, черного цвета. Джек сказал бы, что это пол-лифчика: в чашки вправлены жесткие металлические дуги, а сами чашки маленькие, но выглядят на удивление агрессивно. Эмма сказала, что это «пышный» лифчик, такой, который приподнимает груди вверх. Да, решил Джек, более агрессивным лифчик и быть не может.
– А зачем приподнимать груди вверх? – спросил мальчик.
– У моей мамы маленькие груди, – сказала Эмма, – вот она и пытается выжать из них максимум.
У лифчика имелась и другая особенность – он очень сильно пах духами и потом (запах пота был лишь чуть слабее). Эмма утащила его из бака с грязным бельем.
– Но ведь так оно и лучше, не правда ли? – спросила Эмма.
– Не понял.
– Чего тут понимать – ты чуешь ее запах!
– Я твою маму даже не знаю. Зачем мне ее запах?
– Ты просто попробуй, конфетка моя, откуда тебе знать, что понравится малышу.
Черт, а ведь точно! Жалко только, что Джек это понял лишь много лет спустя.
Много лет спустя Джек узнает и другое, например, что салон Китайца на углу Дандас-стрит и Джарвис-стрит закрывался довольно рано, часов в пять вечера. Джек забыл, кто ему раскрыл эту тайну, наверное, какой-нибудь «подсевший на чернила» посетитель салонов на Квин-стрит. Когда – это Джек помнил, мама как раз открыла свой салон на этой же улице.
В семидесятые Алисе и ей подобным нечего было искать на Квин-стрит – в те времена туда ходили выпить виски мексиканцы в белых футболках, на дух не выносившие хиппи. Может, один из таких ему и сказал про салон Китайца. Наверное, говорил правду. Безымянный салон по ночам был закрыт, в крайнем случае – работал в пятницу и субботу до восьми вечера.
Так где же она проводила вечера все эти годы, что Джек учился в школе Св. Хильды? Джек не знал, что и думать. После долгих размышлений он решил, что, наверное, мама пыталась сломить свою болезненную привязанность к сыну, ведь чем старше он становился, тем больше походил на Уильяма, а чем больше он на него походил, тем больше от мальчика отдалялась Алиса.
Наверное, виной этому был и лифчик миссис Оустлер, принесенный Эммой Джеку. Алиса должна была найти его рано или поздно. Джек же ложился с ним спать каждый вечер – и даже брал с собой в постель к маме, когда ночью переползал к ней в спальню. И вот однажды мама пришла и перекинула, как обычно, ногу через спящего Джека. Джек проснулся – но Алиса проснулась тоже. Ей в ногу впились жесткие металлические дуги лифчика Эмминой мамы. Она села на кровать и зажгла свет.
– Что это у тебя тут, Джек? – спросила мама, взяв в руки вонючий лифчик. Как она посмотрела на сына в этот миг! Джек на всю жизнь это запомнил. Казалось, она нашла в постели не лифчик, а саму Эммину маму; казалось, она застала ее и Джека в момент совершения страшного – то есть когда «малыш» касался того странного места, покрытого волосами.