Миша завидовал тем, кто знает иностранные языки. Вот Сергей свободно владел английским, он когда-то даже учился в Англии. Но когда Миша узнал, что Сергей довольно бегло говорит по-французски, а читает на этом языке совсем хорошо, когда он узнал, что Сергей ещё прилично владеет немецким, а итальянским и испанским более-менее, Сергей в Мишиных глазах вырос сразу и сильно. С тех пор как Миша узнал о таких Сергеевых возможностях, у него появилось особенное уважение к нему. Миша узнал, что у Сергея есть скрытые силы, таланты и способности, которые совсем не видны сразу.
А ещё у Миши был один знакомый, который просто из интереса взял и выучил японский в совершенстве. Выучил японский и взялся за китайский. Для Миши этот приятель был почти полубогом.
Но даже когда Миша видел молодых ребят, явно не отягощенных хорошим образованием или глубокими знаниями, или встречал каких-нибудь молоденьких девиц с довольно пустыми и блестящими взорами, но эти девицы или ребята сидели в аэропорту или в самолёте и читали книги, пусть даже самого сомнительного содержания, но на иностранном языке, говорили по телефонам то по-английски, то по-русски, то ещё на каком-нибудь другом наречии, или они свободно набирали иностранные тексты на компьютере или читали такие тексты на экране… Миша завидовал им.
Миша завидовал тем друзьям и знакомым, которые легко и непринуждённо знакомились с любыми женщинами. У Миши это никогда не получалось легко. Как-то получалось, но легко и свободно никогда. Вот Сергей знакомился легко и с кем угодно. Это совершенно не значило, что Сергею не давали сразу от ворот поворот. Его отбривали частенько. Обычно не отбривали, но случалось. Просто Сергей совершенно не переживал в таких случаях и сразу находил новый объект интереса. А вот Миша переживал, и сильно. Поэтому он редко решался даже на простую, ни к чему не ведущую болтовню. Он опасался не самого отказа, а своих переживаний по поводу возможного отказа. Вот он и завидовал тем, кто переживаний не боялся, потому что этих переживаний не испытывал и поэтому мог легко и свободно знакомиться с женщинами.
Миша научился не трепетать и даже не волноваться в присутствии очень властных или очень богатых людей. Он точно не завидовал таким людям. Они ему были интересны. Миша чувствовал, что ему приятно иметь пусть даже короткое и мимолётное знакомство с мощными руководителями или обладателями значительного капитала. В этих людях всегда была какая-то притягательность. Иногда даже страшная или пугающая, но притягательность. Ещё можно было себе эту притягательность нафантазировать при общении с масштабными людьми. Но Миша никогда им не завидовал.
А вот тем людям, которые умеют хорошо и ловко общаться с детьми, он, когда у него появились свои, позавидовал сильно. Миша удивлялся способности некоторых своих знакомых и друзей, которые легко могли найти общий язык с детьми любого возраста, и даже совсем младенцы без криков давали себя таким людям брать на руки, не кричали, а, наоборот, улыбались. В женщинах подобные умения и навыки встречались часто, это было обычным делом, и Мишу это не вдохновляло. Но мужчины, умеющие заниматься детьми, его восхищали. Те, кто мог смело и без брезгливости поменять ребёнку, особенно чужому, подгузник, подмыть его, покормить, одеть-раздеть, поулюлюкать и посюсюкать малышу какую-нибудь песенку, построить младенцу рожи, чтобы тот засмеялся, были для Миши людьми особого дарования и силы.
Он по этой причине завидовал Стёпе. Стёпу дети не просто любили, а фактически визжали от восторга, как только его видели. Обе Мишины дочери любили «дядю Сёпу» как самое лучшее, увлекательное развлечение и как самый интересный нескончаемый аттракцион.
Стёпа моментально придумывал детям занятие. Он мог сочинить игру во что угодно и где угодно. Он с ними что-то мастерил, ползал и ещё умел детям дать такое задание, которое дети молча долго и усердно выполняли, а сам Стёпа успевал за это время выпить и закусить со взрослыми. Стёпа справлялся практически с любым количеством детей самых разных возрастов и темпераментов. Он мог с ними даже организовать концерт или спектакль и вместе с ними его показать. Взрослые были не очень довольны просмотром таких домашних представлений, в которых Стёпу дети обычно наряжали чёрт знает кем и неизвестно во что, чаще всего из гардероба родителей.
Такие концерты были непонятны взрослым. Но взрослые были вынуждены смотреть их, оторвавшись от стола и общения, бурно всё одобрять и всему аплодировать. Стёпа и дети были счастливы.