Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
86 
Старуху, что жила у перелаза, звали матушка Годфруа, хотя все ее дети давно поразошлись, и она жила одна в своем домике. У ее сынов не осталось и тех грошей, которые они зарабатывали, когда владелец поместья огородил их землю и превратил ее в овечье пастбище. Наконец ее мальчики ушли из дома; теперь матушка Годфруа уж и не знала, где и что они — попрошайки ли, разбойники ли с большой дороги или потерявшие человеческий облик существа, те, что на пустырищах копают из земли коренья.
Со временем домик матушки слился с живой изгородью: летом ветви акаций и терна влезали в окно, а переступень и жимолость на соломенной крыше сплелись с кустами боярышника, по которым взбирались. Стены, желтевшие камнями и глиной, напоминали пещерный свод, однако двор был чисто выметен, а на солнышке около двери аккуратно стояли кружки с базиликом и розмарином; матушка Годфруа сидела здесь же, на скамейке, подставив лицо солнцу.
«Доброго вам дня, матушка, — сказал доктор Ди, подойдя к калитке. — Каково поживаете?»
«Спасибо за спрос, ваша милость, — ответила матушка. — Все по-старому».
«Можно мне войти?»
«Входите, но я останусь на улице, — сказала матушка Годфруа. — Господи благослови солнышко».
Он отворил плетеную калитку и вошел. Испуганный черный кот в два изящных прыжка взлетел на крышу.
«Ну-ну, Спиттикинс, лапушка».
Доктор Ди сел на лавку рядом с матушкой. Ее широкое плоское лицо — точь-в-точь луна или непропеченный пудинг — покрывали прыщи, а во рту, постоянно приоткрытом из-за затрудненного дыхания, виднелись крошечные, как у ребенка, острые зубы.
«Я пришел за советом, — сказал доктор Ди. — А может статься, что и за зельем».
«Добро пожаловать и за тем и за другим».
Деревня Мортлейк жить не могла без матушки Годфруа. Она знала, как лечить людей, не разоряя их при этом. Повитухи приходили к ней за микстурами, которые утишают боль и успокаивают рожениц. Молодые девушки — чтобы понять, любимы ли они, и узнавали истину после того, как матушка подвешивала ножницы на сплетенных нитках и бросала бирюльки; если же не были любимы, то покупали приворотные средства. Говорили, что она может заставить корову доиться, но может и иссушить ее вымя. Один ее глаз был голубой и затуманенный, как у новорожденного: незрячий. Но поговаривали, что она не так уж и плохо видит этим глазом.
«Молодой человек, тот, что живет в моем доме», — сказал доктор Ди.
«Да, — ответила ведунья. — Он прозревает в кристалле».
«Да».
Ему не понравилось, что матушка Годфруа знает о Келли, и он понятия не имел, как она прознала. Он решил не задавать вопросов — все равно ответ не получит. У нее были свои резоны не распространяться о подобных вещах.
«Он должен был жениться», — заметила матушка Годфруа.
«Именно так. Теперь он женат. Зовут ее Джоанна Купер, из Чиппинг-Нортона. А как поженились, она еще немного прожила дома. Письма ему присылала, он приезжал к ней в гости. Теперь она здесь. Совсем еще ребенок, хотя ей уже восемнадцать».
Хорошая девочка, такая старательная, что сердце трогает, но какая-то боль не покидает ее больших лисьих глаз. Джейн Ди, ночь напролет бранившая своего обожаемого супруга (яростно взбивала постель, отодвигаясь от него, а потом возвращаясь, чтобы еще раз высказать все, что думала), не смогла остаться равнодушной к девушке; они стали лучшими подругами — ни одна из них не питала подобных чувств к Келли. Молодая жена была послушна и жизнерадостна и каждый вечер садилась рядом с мужем, хотя он тут же вставал и кутался в одежду, будто пытался отгородиться от докуки.
«Я думаю, — сказал доктор Ди матушке Годфруа, — я думаю, он еще не разу не был с ней как муж с женой».
Старая женщина кивнула, покачала головой и оперлась подбородком на руку с грязными ногтями.
«Кто не хочет этого — он или она?»
«Я не знаю точно. Думаю, он».
«Так», — сказала матушка Годфруа и снова положила руки на свои широкие колени.
«Матушка, вы мудры. Может быть, вы знаете какой-нибудь настой, зелье какое-нибудь, чтобы согреть холодную кровь».
«Пожалуй что и знаю».
Она задумалась, а доктор Ди терпеливо ждал.
«Дадите ему лекарство втайне или предложите открыто?»
«Не втайне. Никаких заклятий, матушка».
Она улыбнулась и обернулась к нему здоровым глазом.
«Тайно-то оно всегда лучше», — сказала она.
86 
