Особенно,... 
161 
«Зачем Ты говоришь так? Я не верю этому! Думаю, Ты не осознаешь всего. Господи, послушай меня. Есть только одна возможность доказать это, как я это понимаю. Одна возможность».
«Если ты хоть на мгновение помышляешь о том, чтобы помешать Моему пастырству и Моей жертве, если полагаешь, что сможешь повернуть вспять поток неудержимых сил, направленных на исполнение этого события, тогда ты более не ангел, а демон!» – молвил Он.
«Я не прошу об этом, – ответил я. – Доведи это дело до конца. Наставляй их, унижай их; пусть Тебя схватят, пытают и казнят на кресте, да – соверши все это. Но соверши как человек!»
«Я и собираюсь».
«Нет, Ты все время будешь помнить, что Ты – Бог. А я говорю: забудь, что Ты Бог! Сокрой Свою божественность во плоти так, как это происходит с Тобой временами. Сокрой ее, Господи, оставив Себе лишь веру в небеса, как если бы она пришла к Тебе через всеохватное и неопровержимое откровение.
И сокрой в этой пустыне правду о том, что Ты Бог. Тогда Ты выстрадаешь все, как выстрадал бы человек. И Ты познаешь саму суть этого страдания. Ты увидишь то, что видят люди, когда рвется и раздирается плоть, когда течет кровь – Твоя собственная. Это отвратительно!»
«Мемнох, люди каждый день гибнут на Голгофе. Важно то, что Сын Божий сознательно умирает на Голгофе в человеческом облике».
«Нет, нет! – вскричал я. – Это катастрофа».
Он вдруг показался мне таким опечаленным, что я подумал, Он сейчас зарыдает из жалости ко мне. Его губы запеклись и потрескались от жары, руки были такими тонкими, что просвечивали вены. У Него был вид самого обыкновенного человека, изнуренного годами тяжелого труда.
«Посмотри на Себя, – сказал я, – голодного, испытывающего жажду, страждущего, изможденного, потерявшегося во мраке жизни, среди недобрых стихийных проявлений природы и мечтающего о триумфе после прощания с этим телом! Какого рода урок может преподнести такое страдание? И кого Ты оставишь с чувством вины за Твою гибель? Что станет со всеми теми простыми смертными, что отвергли Тебя? Нет, пожалуйста, выслушай меня, Отче. Если Ты не откажешься от своей божественности, не делай этого. Измени Свои намерения. Не умирай. И самое главное, не дай Себя убить! Не свисай с дерева подобно лесному божеству из греческих мифов. Пойдем со мной в Иерусалим, и Ты познаешь и женщин, и вино, и песни, и пляски, и рождение младенцев, и всю радость, которую может вместить и выразить человеческое сердце!
Господи, бывают моменты, когда самые суровые мужи держат на руках младенцев, своих детей, – счастье и удовлетворение в такие минуты настолько велико, что нет на свете такого ужаса, что мог бы нарушить испытываемый ими покой! В этом состоит способность человека любить и понимать! Когда человек может достичь гармонии, невзирая ни на что, и мужчины и женщины способны на это, Господи. Пойдем, потанцуем с Твоим народом. Споем с ними. Попируем. Заключи в Свои объятия женщин и мужчин и познай их во плоти!»
«Мне жаль тебя, Мемнох, – молвил Он. – Мне жаль тебя, как жаль смертных, что убьют Меня и затем неправильно истолкуют Мои законы. Но Я думаю о тех, кто до глубины души будет тронут Моими страданиями, кто никогда их не забудет и поймет, какую любовь испытываю Я к смертным – любовь, во имя которой Я позволю Себе умереть среди них еще до открытия врат преисподней. Мне жаль тебя. Тебе, с твоими чувствованиями, будет слишком тяжело нести бремя своей вины».
«Моей вины? Какой вины?»
«Ты – причина всего этого, Мемнох. Именно ты сказал, что Я должен сойти вниз во плоти. Именно ты подталкивал Меня к этому, именно ты бросил Мне вызов, а теперь не в состоянии узреть чудо Моей жертвы.
И когда ты узришь это, когда и вправду узришь, как преображенные страданием души возносятся на небеса, что тогда ты подумаешь о своих ничтожных маленьких открытиях, сделанных в объятиях дщерей человеческих? Что ты станешь думать? Разве не понимаешь? Я искуплю страдание, Мемнох! Я придам ему огромнейшую и всеобъемлющую значимость внутри жизненного цикла! Я доведу его до предела. Я позволю спеть ему его величальную песнь!»
«Нет, нет, нет! – Поднявшись на ноги, я принялся Его уговаривать. – Господи, сделай лишь то, о чем я прошу. Доведи это до конца – да, если должен, построй это чудо на убийстве, сделай так, если таково Твое желание. Но сокрой Свою божественную сущность, с тем чтобы умереть – умереть взаправду, Господи, и чтобы когда они будут загонять гвозди в Твои ладони и ступни, Ты познал, что чувствует человек, и не более того. И тогда, когда Ты вступишь во мрак преисподней, Твоя душа будет человеческой! Пожалуйста, Господи, ну пожалуйста, умоляю Тебя. Во имя всего человечества, умоляю Тебя. Я не умею предсказывать будущее, но никогда оно меня не страшило более, чем теперь».
161 
