31 
— “...Стороны освобождаются от ответственности за частичное или полное неисполнение обязательств по Договору, если...”
Юра вдруг бросил бубнить. Кинулся к тумбочке:
— Ой, мам, чуть не забыл. Вот, для тебя. Почтальонша утром бандероль принесла. Ты еще спала...
Осыпался сургуч. Ножницы впились в плотную бумагу.
Вкладыш на фирменном бланке: “Уважаемая госпожа Шаповал... ЧП “Шутиха” благодарит Вас... позвольте в дополнение к контракту... скромный подарок...” Кожаный переплет со скрепами. Тиснение. Слегка напоминает альбом с фотографиями шутов. Листы бумаги желтеют октябрьской листвой, по краям обтрепались.
— Ухты! Раритет, наверное... Мам, ты чего такая бледная?
Старая, но еще крепкая книга дремала в руках. Подарок. Почему-то никак не получалось унять сердцебиение. Попросить Гарика накапать корвалолу?
Сборник анекдотов “Новый шутник и собеседник веселых людей”.
Составитель К.Ф. Николаи. Год издания: 1796-й.
Утро первого дня недели застало Галину Борисовну в дороге.
“Вишь ты, — сказал один гаишник другому, глядя, как закусивший удила котик, сверкнув серебряным “пацификом” на носу, летит мимо поста, — вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?” — “Доедет”, — отвечал другой. “А в Казань-то, я думаю, не доедет?” — “В Казань не доедет”, — отвечал другой. Этим разговор и кончился. Саму же Шаповал меньше всего интересовали московско-казанские проблемы колеса, равно как и длинноносый призрак Гоголя, маячивший за этим странным диалогом, потому что ехала она в другую сторону. Бизнес-форум “Печатный оборотец—XXI”, чье открытие намечалось во вторник в Нижнем Святорыбинске, потребовал немедленного присутствия одной из своих главных кариатид. Билеты на вечерний поезд пришлось сдать, надежды отоспаться в купе пошли прахом, и, оседлав верного Мирона, жертва обстоятельств взялась пластать версты аллюром.
— Гони! Гони, мучитель!
— Не извольте тревожиться, барыня, — растягивая гласные, отзывался Мирон, врожденным стоицизмом напоминавший философа Зенона Китионского, а общей парадоксальностью мышления — софиста Зенона Элейского, автора знаменитой дорожно-транспортной апории “Ахиллес и черепаха”. Впрочем, сам ас карбюратора искренне полагал, что “Зенон” — это крупный интернет-провайдер с ограниченной ответственностью; и был тоже прав.
— Во имя Тяжкого Понедельника, жги!
— Мы, барыня, ямщики. Мы, значит, никуда не спешим, но везде поспеваем...
Стонало шоссе под тяжкой пятой трафика. Выгибалось буераками, играло колдобинами, словно девица — ядреной грудью да ямочками на щеках. Отары, стада и табуны моторов, дыша бензином, взламывали пространство. Гудело бытиё: “Ё-ё-ё!..” Дивные галлюцинации преследовали Шаповал: карлик с мордой бульдога за рулем встречного “жигуля”, юноша с фаллосом в петлице, дремлющий на заднем сиденье “Форда Пассата”, усталый дальнобойщик в колпаке с бубенчиками, наряженная в цветное трико ведьма-торговка на обочине, шашлычник у мангала жонглирует булавами-шампурами, соблазняя орду голодных паяцев... Апофеозом был пронзительный визг мобильника, на сей раз избравшего “Полет шмеля” (не путать с одноименным реактивным огнеметом!) в исполнении сводного хора мальчиков им. Чайковского. И радостный вопль Настьки в мембране:
— Мам! Ну мам же! Они его привезли! Мам, он замечательный! Он лучше всех!..
“Люблю-целую”, — мрачно подумала Галина Борисовна.
Она еще не знала, что вернуться домой раньше субботы ей не суждено.
ПЕСЕНКА ЗА КАДРОМ
(Пока ветер, прикинувшись теленком, бодается с дубом на обочине...)
Любить не учился, и значит —
Любитель.
Профессионалом не стал.
Пошли мне, Всевышний, лесную обитель —
От шума устал.
От воплей, от сплетен, от брани
И гимнов,
От окриков: “Нам по пути!”
О добрый Всевышний! Пошли сапоги мне —
Подальше уйти
Хватают за полы, влекут
Из-за парты, —
И по полу, по полю: “Пли!..”
Господь, оглянись!
Нам сапог бы две пары,
И вместе...
Пошли ?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРЕДЧУВСТВИЯ ЕЕ НЕ ОБМАНУЛИ...
Глава шестая
“НОВЫЙ СПУТНИК И СОБЕСЕДНИК ВЕСЕЛЫХ ЛЮДЕЙ”
Шумела буря, фом фемел. Во мраке молнии блистали. Штормовое предупреждение в Крыму, наводнение в Европе и чрезмерные осадки в Карпатах неумолимо брали повествование в клещи, дотягиваясь издалека влажными, скользкими от трудового пота щупальцами. Тоскливые и скукоженные, а также объятые думой, мы жались друг к дружке в багажнике, внимая доносившемуся из салона сюрреалистическому диалогу:
31 
