45 
– Ну и что? Я лгал, – пожал плечами Тоби, подсаживая ее в машину. – Но какая теперь разница.
Впервые за все время он испытал к ней нечто вроде жалости. В конце концов, она еще совсем ребенок. Может, зря он… Впрочем, все равно уже поздно. К тому же партия сыграна.
– Поезжай домой и забудь меня. Когда-нибудь ты выйдешь за хорошего парня и будешь вспоминать эти дни как самые счастливые в жизни.
Он насмешливо скривил губы, и Виктория едва удержалась от второй пощечины. Но Тоби все равно ничего не поймет. И не поверит в искренность ее чувств. Пустой человек, он так и не узнает, чего лишился.
Сердце девушки невыносимо ныло, и постепенно где-то глубоко зародились первые ростки ненависти.
– Когда-нибудь ты осознаешь, как я прав, – прошептал он, глядя на Викторию в последний раз. Как же все-таки она хороша! Жаль только, что чересчур молода. Ему и в самом деле было хорошо с ней, но настала пора искать новую забаву. – Я плохой человек, – вздохнул Тоби. – Так иногда бывает.
Он дал водителю адрес Виктории и удалился, не оглядываясь. Она стала всего лишь мгновением в его жизни. Пришла и ушла. Ничего, на его век хватит.
По дороге домой Виктория горько плакала. К счастью, ей удалось незамеченной пробраться наверх. Оставалось молиться, чтобы никто не узнал о ее эскападе.
Говоря по правде, Оливия успела обнаружить отсутствие сестры. Она принесла Виктории чай, чтобы заодно проверить, все ли в порядке, но, увидев пустую комнату, поняла: Виктория опять умчалась на свидание к Тоби. Оливия чувствовала ее беду как свою, но делиться ни с кем не стала и вместо этого, тихо прикрыв дверь, вернулась на чердак.
Сестры увиделись только к концу дня. Оливия снова зашла, и на этот раз Виктория оказалась дома. Она сидела в кресле, у окна, с носовым платком в руке. Услышав шаги, девушка не повернулась, и у Оливии едва не разорвалось сердце. Она тихо подошла к сестре и положила ей руку на плечо.
– Как ты, родная? – прошептала она. В эту минуту гнев и непонимание, разделявшие их, исчезли. Они снова обрели друг друга. И Оливия знала, как отчаянно нуждается в ней сестра.
Виктория долго не отвечала, только пожала плечами. Слезы струились по лицу, падали на блузку, разбивались о пальцы.
– Как я могла? – прошептала она наконец. – Как могла?
– Ты хотела верить ему, а Тоби – человек обаятельный, этого у него не отнимешь. Он сделал все, чтобы увлечь тебя, – попыталась утешить ее Оливия.
Но Виктория зарыдала еще горше, и Оливия нежно обняла ее.
– Все будет хорошо, мы уедем домой, и больше ты его не увидишь. Постепенно все забудется. Все проходит…
– Откуда тебе знать? – всхлипнула Виктория, но Оливия молча улыбнулась. Ей так хотелось принять ее боль и разочарование! Хорошо, что Виктория избавилась от ненавистного Уиткома и они с сестрой помирились! Проклятый Тоби все это время стоял между ними!
– Я старше тебя, – ободряюще заметила Оливия. – Такое случается. Но время – лучший лекарь.
– Я не подозревала… что такие люди бывают… злобные, лживые… Ненавижу мужчин!
– Не стоит, – посоветовала Оливия, чмокнув сестру в макушку.
Они обменялись понимающими взглядами. Сестры так хорошо знали друг друга, каждое слово, каждый жест, каждый момент печали и радости. За последние несколько недель они едва не потеряли друг друга. Но теперь все будет иначе, и они никогда не расстанутся. У них словно одно сердце, общее на двоих. То, чем они владеют, никому не отнять.
Всю дорогу в Кротон они держались за руки. Виктория молча плакала, стискивая пальцы сестры. Отец, сидевший впереди, ни разу не повернул головы и не произнес ни слова.
Глава 7
Возвращение в Кротон в каком-то смысле для всей семьи оказалось большим облегчением. Два месяца, проведенные в Нью-Йорке, были настолько суматошными, что нервы у Хендерсонов были на пределе, не говоря уже о потрясении, вызванном сумасбродным поведением Виктории. Близнецы снова могли проводить время вместе, разговаривать, делиться мыслями. Тоби заслонил Виктории все – ее мечты, цели, принципы, священные верования, бывшие когда-то столь важными для нее. Она отдала ему себя, пожертвовала собственной репутацией и за пять коротких недель уничтожила все, некогда ей дорогое, даже любовь отца. Только Оливия оставалась такой же, как обычно, и даже пыталась развеселить Эдварда и Викторию.
45 
