97 
Втащив Габриэль следом за собой в могилу, я поставил на место плиту.
Нас окружила чернильно-черная тьма, гроб подо мной треснул, и я ткнулся рукой в рассыпающийся от времени череп. В грудь мне уперлись острые кости.
– Да… подальше от света… – словно в состоянии транса прошептала Габриэль.
– Мы в безопасности, – шепнул я в ответ.
Отшвырнув в сторону кости, я расчистил место и уложил ее на ложе из полусгнивших досок и праха, который был слишком стар, чтобы сохранять запах человеческого тлена.
Сам я не в силах был заснуть еще в течение часа или даже больше.
Меня не покидали мысли о бедном мальчике, которого жестоко убили и бросили, нарядив в изящный сюртук из красного бархата. Я уже видел этот сюртук, вот только никак не мог вспомнить где. Быть может, это один из моих сюртуков? Неужели им удалось проникнуть в башню? Нет, совершенно невозможно. Они не могли туда войти. Или они каким-то образом раздобыли точно такой же, как и у меня, сюртук? Столько трудов, чтобы поиздеваться надо мной? Едва ли. И вообще, как такие существа могли сделать это? И все же… сюртук… Что-то такое с ним…
7
Когда я открыл глаза, то услышал чудесное, нежное пение. И, как это часто бывает, прекрасная музыка заставила меня мысленно перенестись во времена детства, когда зимними вечерами мы всей семьей отправлялись в деревенскую церковь. Мы часами стояли в свете сотен горящих свечей, вдыхая тяжелый и чувственный запах ладана и глядя на священника, который шел во главе процессии, высоко подняв перед собой дароносицу.
Я вспоминал спрятанный под толстым стеклом лик Господа в сиянии золота и драгоценных камней и вышитый покров над ним, который опасно нависал и клонился в сторону, в то время как одетые в кружевные стихари мальчики несли образ, стараясь изо всех сил держать его как можно прямее.
Слова старого гимна, исполняемого во время тысяч и тысяч последующих богослужений, навсегда врезались в мою память:
- О Salutas Hostia
- Quae each pandis ostium
- Bella premunt hostilia,
- Da robur, fer auxillium…
Я лежал среди человеческих останков, высыпавшихся из развалившегося старого гроба, под плитой из белого мрамора в алтаре бокового придела храма; рядом, тесно прижавшись ко мне всем телом, по-прежнему крепко спала Габриэль… И до меня медленно начало доходить, что в эти минуты над моей головой сотни людей поют именно этот гимн.
В храме полно народа! И мы не сможем выбраться из проклятой могилы до тех пор, пока все молящиеся не уйдут!
Я чувствовал, что вокруг меня в темноте копошатся какие-то существа, ощущал запах разрушающегося скелета, на котором лежал. Чувствовал запах земли, ее сырость и исходящий от нее жгучий холод.
Обнимавшие меня руки Габриэль походили на руки мертвеца, а на ее совершенно белом лице отсутствовало всякое выражение.
Я старался лежать неподвижно и ни о чем не думать.
Я слышал дыхание сотен, может быть, даже целой тысячи людей наверху. Они запели следующий гимн.
Что там дальше? Литания и благодарственные молитвы? Мысли мои были мрачны как никогда. Именно этой ночью мне крайне необходимо было выбраться отсюда как можно быстрее, и у меня совсем не было времени на воспоминания и мечты. Перед моими глазами вновь возник сюртук из красного бархата, а вместе с ним появилось странное беспокойство и меня пронзила острая боль.
Неожиданно Габриэль открыла глаза. Конечно, в кромешной тьме я не мог этого видеть, но сразу же почувствовал, что она просыпается и тело ее постепенно оживает.
Не успев даже пошевелиться, она в тревоге застыла. Я приложил к ее губам руку.
– Лежи тихо, – шепнул я, чувствуя, что она напряглась от ужаса.
Наверное, Габриэль вспомнились все кошмары прошедшей ночи, и теперь ей казалось, что она обречена вечно лежать в черной могиле рядом с полурассыпавшимся скелетом и никогда не сможет поднять закрывающую яму плиту.
– Мы в храме, – шепнул я. – И мы в безопасности. Пение продолжалось. «Tantum ergo Sacramentum, Veneremur cernui…»
– Нет, там идет богослужение, – в ужасе выдохнула она.
Она старалась лежать тихо, но это оказалось выше ее сил, и мне пришлось крепко схватить ее за руки.
– Мы должны выбраться отсюда! – твердила она. – Лестат, перед алтарем совершается святое причастие! Во имя Господа!
Деревянные обломки гроба скрипели и ударялись о камни, и мне пришлось навалиться на нее и своим телом крепко прижать к дну могилы.
– Ты слышала, что я сказал? Сейчас надо лежать тихо. Нам остается только ждать. У нас нет другого выбора.
97 
