Особенно,... 
157 
— Я все еще в себе не уверен, — сказал он Харке, чтобы заполнить чем-то время ожидания. — Я все еще не знаю, что случится, если мне вновь придется сражаться.
«Все будет хорошо, — ответил меч. — Ты на самом деле храбрее, чем думаешь».
— Я чуть не отступил перед быком. Если бы не Хизи, мы все погибли бы.
«Это так и было бы, независимо от того, отступил бы ты или нет. Учись на своих ошибках, а не переживай их снова и снова».
— Ошибка — это какое-то действие, которое ты совершаешь, а потом узнаешь, что поступил неправильно. С быком все было иначе. Я просто боялся. Я не вызывал в себе страх намеренно.
«Бывало, что ты и раньше боялся».
— Это другое дело.
«Я знаю. Но храбрость существует только вместе со страхом. Чем больший страх ты преодолел, тем больше смелости проявил. Бесстрашие — просто другое название глупости».
— Разве никто, кому ты принадлежал, не был бесстрашен?
«Конечно, был. И был при этом туп, как чурбан».
— Как его звали?
«Одного из них звали Перкар».
Перкар недовольно нахмурил брови и прекратил разговор с мечом. Вместо этого он принялся собирать сучья можжевельника и горной сосны: ночь наступит раньше, чем Хизи закончит разведку, а на такой высоте ночи холодные.
К тому времени, когда барабанный бой прекратился, искры костра уже танцевали в воздухе; от яркого заката осталась лишь светлая полоса за западными горами.
Хизи потрясла головой, словно просыпаясь и впервые увидев Перкара и все вокруг.
— Как холодно, — вздохнула она.
— Иди поближе к костру, пусть богиня огня согреет тебя, — позвал Перкар.
Хизи кивнула, подняла свой барабан, села у костра напротив Перкара и принялась растирать замерзшие руки. Перкар сдерживал нетерпение, понимая, что она заговорит, когда будет к этому готова. Наконец Хизи сказала:
— Там, впереди, умирают люди. Мне очень жаль, Перкар. Холодные пальцы ночи словно сжали сердце юноши.
— Много их?
— Думаю, много. Во всяком случае, больше пяти десятков, больше, чем я сумела сосчитать. Сражение прекратилось, когда настала ночь, но мне кажется, утром оно снова начнется.
Губы Перкара сжались в тонкую линию.
— Среди них может быть мой отец, — прошептал он. — Или брат.
— Мне так жаль их…
Перкар понял, что это не только слова — глаза Хизи были влажными.
— Там, где я была, трудно плакать, — сказала девочка. — Я все чувствую иначе, все кажется мне каким-то бесцветным. Но теперь… — Ее худые плечи начали сотрясаться. — Они ведь умирают. Стрелы вонзаются в тела, мечи оставляют ужасные раны… — Хизи всхлипнула и умолкла, вытирая глаза. — Перкар… — начала она, но в этот момент юноша неуклюже поднялся и обошел костер, чувствуя себя полным идиотом. Он сел рядом с Хизи и привлек ее к себе, ожидая, что сейчас она окаменеет, и боясь этого.
Ничего такого не случилось. Хизи прильнула к Перкару, прижалась головой к его груди и тихо заплакала. Ее слезы оказались заразительны, и соленые капли потекли из глаз юноши. Не думая о том, что делает, Перкар стал укачивать Хизи и гладить ее густые темные волосы.
Когда через некоторое время ему пришлось подняться, чтобы подбросить в костер веток, он сам удивился тому, как неохотно выпустил Хизи. Вернувшись, он снова ощутил смущение и неуверенность: следует ли ему снова обнять ее или нет? Наконец он осторожно потянулся к ней.
— Теперь уже со мной все в порядке, — сказала Хизи, и Перкар смущенно отдернул руку; несколько секунд они сидели в неуютном молчании. — Я имею в виду, — начала Хизи, — что ты не должен меня жалеть.
Перкар фыркнул:
— Ты знаешь меня уже достаточно хорошо, чтобы понимать: я жалею только самого себя.
— Я этому не верю, — возразила Хизи. — Нгангата говорит, что ты переживаешь за весь мир.
— Нгангата самый добрый человек из всех, кого я знаю. Он мне льстит, хотя и не стесняется обычно перечислять мои грехи, особенно себялюбие, как, кстати, и ты.
— Мне очень жаль, — сказала Хизи.
Перкар удивленно взглянул на нее:
— Ты это говоришь сегодня уже третий раз.
— Но мне действительно жаль. Месяцы назад, когда мы охотились в пустыне с менгами, еще до того, как все это началось, мне казалось, что мы с тобой будем друзьями. А потом я вела себя в отношении тебя отвратительно. Да и в отношении всех, особенно Тзэма. Если ты думаешь, будто это ты себялюбив…
Перкар улыбнулся и принялся кидать в огонь веточки, поднимая маленькие вихри искр.
157 
