102 
— Отмахнутся — переулочек! — оборвал болтуна Карна, чувствуя, что напал на верный след. — Ты мне сказок не сказывай, дядя! Ты дело говори! Что дальше было?!
— А ничего и не было, — обиделся коробейник. — Ушли они. И царевну утащили. В народе говорят: боги то были. Светлые суры. А что? Запросто боги. Апсарьи ласки обрыдли, решили земной красоткой развлечься, одной на пятерых.
— На пятерых?
— В том-то и беда, что на пятерых! Панчалийцу вечерочком письмо подбросили, без подписи. Дескать, быть его дщери одной женкой при пяти мужьях, и никак иначе. Пусть радуется. А он, странный человек, не радуется. Кампилью на замок, мышь не выскользнет… Поймаю, говорит, мерзавцев — кровавыми слезами восплачут! Пятый день ловит…
Коробейник порылся в своих обильных пожитках, извлек надорванный пальмовый лист.
— Вот вчерась у глашатая выпросил. Слушай, паря, чего написано: «Уж не поставлена ли мне на голову нога презренного?! Уж не брошен ли мой венок на место сожжения трупов?! Пятимужье в наше просвещенное время — беззаконие, противное миру, и в прежние дни этот закон тоже не часто соблюдался благородными! Хум[24]!» И печать Панчалийца.
— Хум, — согласился Карна. — Всем хумам хум. Да, не повезло панчалам: и красильщика грохнули, и царевну сперли…
— И вообще… — непонятно к чему сообщил молчавший до того гуртовщик.
После чего плотней завернулся в грубое одеяло, шершавое, как терка, которое служило ему и плащом, и сиденьем, и подкладкой для ношения тяжестей на голове, через минуту он уже храпел.
— И вообще, — согласился кто-то из-за спины Карны.
Ты обернулся.
И сразу узнал подошедшего к костру человека, хотя со времени вашей первой и единственной встречи прошло больше четырех лет.
Черная кожа, пухлые девичьи губы, мягкий подбородок, звезды очей лучатся приязнью… Кришна Джанардана.
Черный Баламут.
— А ты-то что здесь делаешь? — малость обалдев от неожиданного свидания, спросил ты вместо приветствия. Баламут тихо рассмеялся:
— Женихался, дружище Ушастик! В «Свободном Выборе» участвовал. Или я, по— твоему, не гожусь в женихи?
— Пастушки надоели?
— И это тоже. Тебе хорошо, ты опоздал… а мы все в дураках остались. Позор!
Тебе очень захотелось утешить этого замечательного парня. Объяснить, что ты вовсе не собирался пополнять собой ряды претендентов на руку царевны, что цель твоего приезда иная, что тебе не меньше оскорбленного Панчалийца или униженных женихов хочется найти похитителей, ибо боги богами, которыми здесь и не пахнет…
Ты даже не сразу понял, что уже идешь с Кришной меж костров — взахлеб рассказывая обо всем этом.
Черный Баламут слушал внимательно, изредка хмыкал и вертел в руках неизменную флейту, но играть на ней не пробовал. Подносил к губам, словно забывшись, косился на тебя, вздрагивал и вновь опускал инструмент.
— Ладно, — наконец бросил он. — Грозный послал, говоришь? Шасану на ссылку выдал? Пошли, Ушастик, свожу тебя кой-куда…
И резко свернул в темноту.
К предместьям Кампильи, что давно спали на том берегу Господней Колесницы.
6
УСЛУГА
…Кислый запах нищеты.
Так пахнет вечная подлива-похлебка из бобов, гороха и чечевицы, это аромат прогорклого масла и жмыха горчичного семени, отрыжка после просяного пива, теснота, редко стиранная одежда, редко мытые тела, треск насекомых под ногтем, чад очага — дыра в земляном полу, снабженная глиняными бортиками, на которых держатся горшки с пищей. Кислятина ворочается во тьме, душит, забивает ноздри грязным пухом, и неудержимо хочется чихнуть, а еще больше — выбежать отсюда на свежий воздух.
Позади шепотом ругается Кришна. Черный Баламут возится с лампадкой, предусмотрительно захваченной из лагеря. Язычок пламени робко выглядывает из масляной жижи и почти сразу прячется. Не хочет рождаться здесь, в грязи и бедности. Кришна уговаривает его, убеждает Семипламенного Агни, что перед светом и тьмой все равны, что…
Зачем ты привел меня сюда, Баламут?
Лоскут света выхватывает стопку травяных циновок в углу. Рядом отгороженный бхитар — божница покровителей дома, куда допускаются только мужчины. Надо полагать, покровители давным-давно махнули рукой на свои обязанности. Кроватей нет. Даже тех, что делаются на скорую руку: рама с веревочной сеткой, положенная на четыре чурбака. Ничего нет. Грязь, божница и циновки.
102 
