Или только делал вид, что боится?
Арджуна не знал ответа.
* * *
На рассвете караван выступил из Двараки. Двигались молча. С хмурого неба срывалась мелкая морось, дорога размокла, и мулы с натугой тащили по чавкающей грязи телеги, где восседали вдовы Бхагавана, лелея нехитрый скарб.
Ближе к вечеру, когда начало смеркаться, дорогу каравану заступили вооруженные люди.
«Абхиры, — криво усмехнулся Арджуна, хорошо зная повадки этого разбойничьего племени. — Что ж, это не Секач и не Грозный…»
И, не торопясь, наложил на тетиву первую стрелу.
Воины-хастинапурцы придвинулись друг к другу, сомкнули щиты и взяли копья наперевес. Казалось, их поведение лишь раззадорило разбойников: с удалым гиканьем они кинулись вперед.
Арджуна видел, как стрелы его раз за разом находят свои цели, как валятся на землю убитые абхиры, но врагов было слишком много, а потуги Обезьянознаменного лишь озлобляли налетчиков. Старик с луком интересовал их в последнюю очередь, ни одного дротика не полетело в сторону Арджуны, а там и вовсе случилось невероятное: опустел первый из двух чудесных неистощимых колчанов героя!
Вскоре иссяк и второй, а запасная тетива лопнула с противным взвизгом.
Строй защитников каравана к тому времени распался, и абхиры методично приканчивали самых невезучих — кто не успел спастись бегством.
А потешный старик, который спрыгнул с повозки и принялся бить разбойников своим луком, вызывал лишь общий хохот.
Наконец атаман шайки вырвал лук у седого дурака и отшвырнул оружие в сторону.
— Уймись, дедушка! Добром прошу: уймись, не позорь свои седины! Развоевался, понимаешь…
И, подхватив на плечо одну из вопящих вдов Черного Баламута, поволок добычу в кусты, явно собираясь использовать бабу по ее природному назначению и выбросив из головы взбалмошного деда.
Разбойники были увлечены грабежом, счастливчики из хастинапурских вояк успешно смазали пятки салом, а вдовы Кришны оплакивали свою горькую участь, машинально присматривая себе абхиров помоложе, и никому не было дела до бесполезного старика, рыдающего в грязи…
* * *
Когда через месяц жалкие остатки каравана добрались до Города Слона, Арджуна метался в бреду на замызганной телеге и никого не хотел узнавать. Он плакал, кричал, все порывался куда-то бежать, чего-то требовал… Месяц ушел на то, чтобы поставить его на ноги.
Наконец он появился в зале Совета: исхудавший, с ввалившимися глазами, тряся курдюком дряблой старческой кожи, провисшей под подбородком.
Старший из Пандавов, восседая на троне, сейчас выглядел младше своего брата.
Кроме них двоих, в зале никого не было.
— Я все знаю. — Царь Справедливости сбежал по ступеням и обнял бывшего Витязя. — Я все… все… Тебе не успели передать: Дварака скрылась под водами моря. Пожалуй, так даже лучше. Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов. Иногда мне кажется, что Великая Бхарата умирает по той же причине: ею правят ожившие трупы!
— Ты тоже?! — задохнулся Арджуна. — Ты тоже видишь этот сон?!
— Я тоже. И близнецы. И, по-моему, Бхима, хотя он никогда не может вспомнить, что именно ему снилось. Он только воет по утрам… Челядь разбегается, не в силах этого слышать.
Арджуна ничего не ответил. Они долго стояли молча, обнявшись, — два брата, два обломка былого.
— Мне надо к Черному Островитянину, — наконец сказал младший.
— Да, — ответил старший. — Да, конечно… Как только ты до конца поправишься. На это ушел еще месяц.
* * *
…Черный Островитянин долго смотрел на опаленные листы с последней Песней Господа.
— Отдыхайте, — бросил он гостям. И ушел в дом.
* * *
За спиной осталась переправа через кровавую Ямуну, мерно поскрипывали колеса, неспешной рысцой трусили кони, а в сознании братьев все еще звучали прощальные слова мудреца-урода:
— Гости, вы стали хозяевами. Поспешите. Может быть, вам повезет.
Через полгода, отдав последние распоряжения, пятеро братьев и их общая жена Черная Статуэтка тихо вышли из ворот Хастинапура.
Их никто не провожал.
* * *
На востоке, достигнув побережья, Арджуна бросил в соленые воды свой знаменитый лук Гандиву, возвращая Повелителю Пучин взятый когда-то дар.
Имело ли значение, что это были совсем другие пучины?
Затем они свернули на юг, посетив берег реки Кришны, на западе долго смотрели в море, скрывшее от взора улицы и дворцы Двараки, и наконец север явил им заснеженные вершины Химавата.