Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
28 
Встретилась Ямуна с Гангой, матерью рек, закружились воды в пляске, вынесло корзину на самый стрежень. Вон и остров в лозняке прячется. Стоит на островном берегу урод-мужчина: ликом черен, бородой рыж, шевелюрой — и того рыжее. Глазищами янтарными моргает. Нет чтоб за багром сбегать, выволочь корзину! — стоит, страхолюдина, из-под мозолистой ладони на реку смотрит.
Проплыла корзина мимо.
Нет ей дела до уродов.
Вон уже и земли ангов-слоноводов начались.
Вон и город Чампа.
Тронул Лучистый Сурья своего возницу за плечо, велел дальше ехать, а сам все назад оборачивается, через пламенное оплечье.
Туда глядит, где мать-Ганга с Ямуной схлестываются, Ямуна — с Душицей, Душица — с Конским Ключом…
Где исток.
2
ПОСЛАНЕЦ
— Устал, милый?
Мужчина не ответил. Он лежал лицом вниз, до половины зарывшись в солому, и вполуха слушал блеянье ягнят. Безгрешные агнцы плакали малыми детьми, сбивались на миг и вновь заводили бесконечные рулады. Предчувствовали, горемыки: всю жизнь доведется прожить баранами, всю бессмысленную жизнь, от плача во тьме до кривого ножа-овцереза…
Одна радость, что Всенародный Агни испокон веку ездит на круторогом агнце
— глядишь, после ласки огня, превращающего тебя в жаркое, доведется попасть в овечий рай. Где тебя пасут пастыри, кормят кормильцы, но не режут резники.
Счастье.
Скажете, нет?
— Устал, вижу…
Ничего она не видела, счастливая женщина. Только говорила, что видит. Если бы кто-нибудь действительно видел сейчас лицо мужчины, то поразился бы хищной улыбке от уха до уха. После женских ласк улыбаются иначе. Расслабленно улыбаются, блаженно, иногда устало — а здесь… Похожий оскал подобает скорей волку в глубине логова, когда чужой запах струей вплетается в порыв ветра. И зубы крупные, белые — хорошие зубы, всем бы такие.
Плачьте, ягнята…
Женщина потянулась, звеня колокольцами браслетов, и мягко провела ладонью по спине мужчины. Поднесла ладонь к лицу, лизнула, коснулась тонким язычком, жадно ощущая вкус чужого пота. Снова вытянула руку и прошлась по спине ухоженными ноготками, оставляя красные полосы. Женщине было хорошо. С законным муженьком-тюфяком ей никогда не было так хорошо. И с многочисленными пастухами— бходжами, падкими на щедрую плоть, не было. И с умельцами-скопцами, плешивыми толстячками, специально обученными смирять томление бабьего тела многочисленными уловками, — с ними тоже.
А с этим молчуном — хорошо.
Ах, до чего же хорошо…
— Где ты был раньше, милый? — сама себя спросила женщина, прогибаясь гулящей кошкой.
— Далеко, — хрипло ответил мужчина.
Он врал. Был он довольно-таки близко, можно сказать, и вовсе неподалеку от здешних земель. Но рассказывать о своем прошлом новой любовнице… Прошлое ревниво, подслушает, вильнет хвостом и пойдет гулять по свету. Чтобы вернуться каленой стрелой в спину или удавкой в ночи. Далеко мы были, высоко летали, уста из стали, язык из пыли, живем сегодня, а вчерашний день отгорел и погас.
Забыли.
Мужчина перевернулся на спину, вольно разбросал бугристые руки, подняв вокруг себя соломенную бурю. Чихнул во всю глотку, потом чихнул еще раз. Сухие стебельки запутались в гуще волос, обильно покрывавших его торс и даже плечи. Женские пальчики мигом стали выбирать солому из курчавой поросли, исподволь опускась все ниже: ключицы, мощные мышцы груди, живот…
И спящий восстал.
Долго потом плакали ягнята, испуганные звериным рычанием и стоном пойманной добычи.
* * *
— …А мне хозяйка вчера вот чего подарила…
Женщина приподнялась на локте. Напряженные до сих пор соски маняще коснулись лица мужчины, один ткнулся в щеку доверчивым птенцом, и почти сразу вниз потек металлический шелест. Цепочка. Серебряная. С лунным камнем в оправе, подвешенным посередине.
— Балует тебя хозяйка, — буркнул мужчина.
Женщина довольно засмеялась. Заворковала голубкой. Ей показалось, что любовник попросту ревнует, не имея возможности дарить дорогие подарки. Она считала себя знатоком мужских мыслей и чаяний. С того возраста, когда у нее едва набухли бутоны грудей, а взгляд мужчин стал задерживаться на ней, наливаясь желанием. Да, женщина считала себя истинной дваждырожденной в таких делах. Возможно, не без оснований.
28 
