Не поэтому ли Пол приехал сюда, подумала Глэдис. Убежать, спастись от того, от чего нельзя убежать, от чего нельзя скрыться, потому что это — в тебе… Она понимала его очень хорошо. Разве она сама не за этим приехала в Африку? Какая же горькая ирония в том, что они выбрали одно и то же место!
— Ну и что мы будем делать дальше? — спросила она, поворачиваясь к нему лицом. Здесь, в лагере, они просто не могли не встречаться, об отъезде кого-то из них даже речи быть не могло, следовательно, оставалось только…
— Терпеть, — ответил Пол, заглядывая ей в глаза. — Прости меня, Глэдис, я не мог знать, что встречу тебя здесь…
— Я тоже. Рауль предложил мне это задание неделю назад, и я согласилась. К счастью, Дуг и его, гм-м… подруга присмотрят за детьми, пока я буду отсутствовать. Они переехали в наш дом.
— Оба?! — поразился Пол.
— Да. — Глэдис немного помолчала. — Кстати, ты давно занимаешься доставкой продовольствия в госпиталь… и в другие места? — спросила она. Она уже знала, что все доставляемое приобретается на средства Пола. Она не знала только, как отразить это в своем репортаже.
— С марта месяца, — ответил Пол. — Я вернулся на яхту, но мне было очень тяжело сидеть и ничего не делать. Да и не могу же я оставаться на «Морской звезде» до конца жизни.
— А где сейчас твоя яхта?
— На Антибах. Я собирался позже совершить еще одно кругосветное путешествие. Сомневаюсь только, что это поможет… — Он грустно улыбнулся.
— Ничего, как-нибудь привыкнем… — сказала она, думая о том, что они оба находятся в безвыходном положении. Они приехали сюда с самыми лучшими намерениями, но судьбе было угодно наказать их за их добрые дела.
Глэдис подняла голову и с грустью посмотрела на Пола. Ну почему, почему все получилось именно так? На протяжении целых шести месяцев Пол был ее единственной надеждой и опорой, ее другом. Но потом он отнял у нее все, и ее сердце в придачу. Глэдис дорого бы дала за то, чтобы вернуть хоть часть того, что потеряла.
— Может быть, — добавила она негромко, — мы все-таки могли бы быть друзьями? С этого все начиналось, так пусть этим все и закончится. Вероятно, это просто предрассудок, но у меня такое ощущение, будто какая-то высшая сила свела нас здесь, чтобы мы помирились и попытались хотя бы отчасти исправить то зло, которое причинили друг другу.
— Ты ни в чем не виновата, Глэдис, — с горячностью возразил он. — Я сам все разрушил, своими руками!
— Я испугала тебя. — Глэдис печально покачала головой. — Я пыталась заставить тебя решиться на то, к чему ты был не готов.
Они оба знали, что это не правда. Пол первым сказал, что любит ее, он открыл ей двери своей души и пригласил войти. А потом, через считанные дни, он выбросил ее вон и поклялся никогда больше не впускать.
— Я сам себя испугал, — с горечью сказал он.
Глэдис не собиралась ему возражать. Но не проще ли забыть все это? И простить.
— Задолго до того, как вернуться в Нью-Йорк, ты сказал мне, что не хочешь быть светом в конце моего тоннеля. Ты меня честно предупреждал. А я не прислушалась. Вернее, не поверила…
Прошлое крепко держало Пола, страх связал его по рукам и ногам, но он, казалось, вовсе не замечал этого. Надежду на будущее ему заменила его скорбь по Седине. И любовь Глэдис была ему больше не нужна. Видеть все это, ничего не попытавшись сделать, было ужасно.
— Нужно перешагнуть через то, что было, — сказала она. — Хотя бы попытаться. Пусть это будет для нас своего рода испытанием. Прошлого не вернуть, но ведь надо как-то жить дальше…
Она улыбнулась Полу и, встав из-за стола, легко коснулась его руки, и он посмотрел на нее с недоумением. То, что сказала Глэдис, совершенно сбило его с толку.
— Можем мы быть друзьями? — спросила она напрямик.
— Я не знаю, — честно ответил Пол. Ему было очень тяжело находиться рядом с ней и помнить, каждую минуту помнить все, что было.
— У нас нет просто другого выхода, — покачала головой Глэдис. — Это единственный способ как-то пережить ближайшие три недели. Ну как?
Она протянула ему руку, но Пол не пошевелился. Два месяца назад он сам оттолкнул ее, он захлопнул за Глэдис дверь и запретил ей звонить. И вот волею судеб они снова оказались вместе. Немыслимо.
— Я подумаю, — буркнул он наконец и, встав со стула, быстро вышел из столовой.
Нет, ему слишком тяжело было ее видеть. Но когда им удавалось держаться на почтительном расстоянии друг от друга хотя бы несколько часов подряд, ему начинало отчаянно не хватать Глэдис. Вновь встретившись с ней, он понял, что все его рассуждения немногого стоят, но он принадлежал Седине — или считал, что принадлежит. Это не позволяло ему согласиться стать другом Глэдис. Он боялся снова увлечься ею, но и пренебречь ее словами он тоже не мог. Положение казалось совершенно безвыходным.