Большую часть пути к базе Кучи Ральф воздерживался от комментариев, но перед самым прибытием он обернулся к Пакстон и впрямую задал вопрос:
— У вас это серьезно, верно?
Она кивнула, не желая откровенничать в присутствии водителя Ральф не произносил вслух имен, но сплетни быстро расползались из Сайгона по всем военным лагерям. Кто с кем спит и почему — это ведь любимая тема для разговоров. Слухи распространялись с такой же скоростью, как партизанские действия и тропические болезни.
— Да, — спокойно ответила она, — похоже на то. Для нас это все еще внове, мы еще не вполне осознаем, что происходит.
Надо многое уладить, если… если… — «Если это надолго», Ральф понимал, что она имеет в виду. Он укоризненно покачал головой и отвернулся.
— Оба вы поступаете глупо, ты хоть это понимаешь?
— Почему? — Она все еще казалась столь наивной, столь доверчивой, что Ральф вновь обернулся к ней.
— Потому что ты обрежешься, Пакс. Здесь все кончается болью. Иначе быть не может. Я не стану все тебе разжевывать.
Ты уже большая девочка, ты знаешь, какие у тебя шансы. Большинство вариантов не придутся тебе по душе. — Он намекал, что Билл либо вернется к жене, как только закончится срок его службы, либо его убьют. Конечно, он может остаться в живых, он может даже покинуть Дебби. Однако это казалось Ральфу весьма маловероятным.
— Ты слишком долго пробыл тут. Ты стал циничен.
— Возможно, — откликнулся он, закуривая сигарету. А хуже всего, пожалуй, то, что он привык к местному куреву, «Руби Квин». — Я не раз уже видел это кино.
— Подожди, посмотри концовку. Для этого ты еще недостаточно долго пробыл здесь. Даже ты не знаешь всего на свете.
— Послушай, — Ральф решил попытаться в последний раз, потому что симпатизировал Пакс. — Ты ведь умница, намного умнее прочих. Ты замечательно справляешься со своей работой, пишешь отличные статьи. Однажды ты получишь Пулитцеровскую премию.
— Ну конечно, — рассмеялась она.
— Хорошо, пусть не Пулитцеровскую. Во всяком случае, ты хорошо работаешь и знаешь это. Так зачем тебе эта головная боль? Ты приехала во Вьетнам всего на полгода. Подожди, пока не вернешься домой и не повстречаешь где-нибудь за журналистским столиком прекрасного принца. В каком-нибудь нормальном пристойном городке вроде Милуоки.
Пакстон решительно посмотрела ему в глаза:
— Послушай, я не властна над тем, что происходит. Так случилось, и случилось именно здесь. Я не могу притвориться, будто ничего не произошло. Да и с какой стати? Мы оба оказались здесь. Это подлинная жизнь. Все остальное — дерьмо!
— А что, если там — настоящая жизнь, а именно это — дерьмо?
— Тогда я ошиблась. А ты что, никогда не ошибаешься, Ральф?
Она не хотела в очередной раз намекать на Франс, но ведь и он привязался к Франс по тем же самым причинам: потому что оба они оказались здесь, и им пришлось нелегко, и все были напуганы, и кругом умирали люди. Какое еще противоядие против всего этого кошмара, кроме как влюбиться, будь то сознательно или против воли? Неужели Ральф и все остальные не понимают этого?
— Послушай. — Ральф как раз выбросил сигарету, и Пакстон вновь в упор взглянула на него. — Отвяжись от меня, ладно?
Я знаю, ты хочешь мне добра, но ты так ничего и не понял.
— Может быть, — печально согласился он В тот же день позднее Ральф увидел их вместе, и тогда ему почудилось, что Пакстон права, а он ошибался. Этих двоих и впрямь связывало очень сильное, нежное, прекрасное чувство. Они пытались скрыть его ото всех, но не могли. Их чувство, даже физическая близость друг к другу стали очень сильными и в то же время такими чистыми, основанными на взаимном восхищении, нежности, любви, что было просто невозможно утаить.
Догадывался обо всем и сержант Билла, Тони Кампсбелло, и с ума сходил от злости. Даже Пакстон заметила это. Он с трудом соблюдал вежливость в разговоре с Пакстон, а со своим командиром весь тот день, что Пакстон провела на базе, разговаривал ледяным тоном. Билл только брови приподнимал, усмехаясь. Однако в другой раз, когда они наткнулись на Тони на базе Тан Сон Нхат, Пакстон попыталась объясниться с ним, пока Билл расплачивался у прилавка.
— Мне очень жаль, — начала она, но Тони тут же оборвал ее:
— Это вы о чем?
— Я не хотела обижать вас, — откровенно сказала она, поскольку Тони не скрывал своего раздражения.
— Мои обиды нисколько вас не касаются, — холодно возразил он.