9 
Тоул несет какую-то чушь о журналисте, которому проломили череп на лестнице, и о его папаше-дипломате, но я не слышу ни слова, потому что блондиночка стоит у окна, и блузка у нее просвечивает, а сиськи так и лезут наружу. Да, сучка, да. Ох, и засадил бы я тебе! К счастью, инструктаж быстро заканчивается, и я спускаюсь выпить кофе с сандвичем.
Заставляю себя просмотреть материалы по открытому Тоулом делу. Личность убитого уже установлена: некий мистер Эфан Вури. Его отец - посол Ганы. Проживал в отеле «Килмуир» на Саут-Сайд. Поселился всего пару дней назад.
Пару дней назад...
Это значит...
Не хрен было сюда приезжать. Какого ему тут понадобилось?
Журналист. Сынок дипломата и журналист. Не был...
Что он здесь забыл?
И какой еще такой журналист?
Числился в каком-нибудь сраном журнальчике для черномазых комми. Кто их читает? Или, может, крапал статейки в паршивую газетенку для футбольных фанатов.
В папке есть кое-что еще, поэтому я звоню в Лотианский Форум по Правам Чернокожих или как они там называются. Может, он заходил туда встретиться со своим черножопым эдинбургским дружком. Занято. Мне, конечно, глубоко наплевать, а потому решаю свалить пораньше, взять тачку и заскочить к моему приятелю Гектору Фермеру, у которого водятся хорошие видеофильмы.
Вырываюсь из города на «вольво». Майкл Шенкер дает жару. Перед этой группой я в вечном долгу, потому что только они и спасли дерьмовый фестиваль в Рединге, на который я однажды завалил. Не успел оглянуться, а передо мной уже дом Гектора.
Гектор стискивает мою руку, его разгоряченное алкоголем лицо растягивается в улыбке.
- Зайдешь пропустить? - спрашивает он.
- Извини, приятель, у меня дела. Расследую убийство. Шлепнули какого-то сраного ниггера. Шанс подзаработать на сверхурочных. Товар есть?
- Есть.
Гектор улыбается и протягивает пакет из «Теско», в котором лежат две видеокассеты формата VHS.
Мы договариваемся встретиться поближе к концу недели, и я уезжаю домой. Каждый раз, когда взгляд падает на особенно выдающуюся попку, в штанах у меня как будто распрямляется сжатая пружина.
В этот вечер я один, один дома, только это никак не касается ни Рэя Леннокса, ни кого-то еще. У меня здоровенный кусок мясного пирога. Я кладу его в микроволновку и сажусь смотреть взятые у Гектора кассеты. На первой две телки устраивают показательный сеанс мастурбации, и тут появляются два чернокожих жеребца... Нет! Я выключаю. Сыт по горло чернокожими жеребцами. Вставляю другую кассету, с двумя лесбиянками и молочником.
Кусаю пирог, и зубы пронзает боль, а по телу пробегает спазм. Черт, не пропекся, в середине холодный как лед. Ладно, съем и так. Фильм неплохой, но мне не по себе. Сердце бьется неровно, комната становится чересчур яркой, углы - резче, острее. Надо подбодриться, и я иду в кухню и отмеряю приличную дозу виски. Бутылку беру с собой. Еще стакан, и беспокойство проходит. Я не думаю о работе. Я же здесь, дома.
Еще несколько сладких глоточков, и я остаюсь в кресле-качалке. В состоянии полусна-полубодрствования думаю о Кэрол. Она скоро вернется. Вернется, потому что знает, где ей лучше.
Спустя какое-то время живот начинает болеть по-настоящему, и меня прошибает пот. Я ерзаю в кресле, которое раскачивается в размеренном тошнотворном ритме, но не могу уснуть до самого рассвета. Иногда кажется, что меня вот-вот вырвет. Я сглатываю, загоняю тошноту назад и стараюсь дышать медленно. Пот густой, вонючий. Алкогольный. С чего бы это так пробрало? Наверное, от пирога. Надо будет позвонить в департамент охраны здоровья, сообщить, что за дела в этом хреновом гастрономе, хотя что с них возьмешь.
Немного погодя боль понемногу затихает, и я засыпаю.
...голодный как зверь. В животе урчит. Темно. Я лежу на кровати. Не помню, как до нее добрался. Такое со мной впервые. Ощущаю рядом пустое пространство, хватаю ее платье и крепко прижимаю к себе. Оно еще хранит ее запах. Где-то ночью я его выпустил - и в результате кошмары. И еще я сжимаю яйца - щиплет дико.
С головой творится что-то неладное, как будто ее размозжили и содержимое растеклось по подушке. Тем не менее шейные сухожилия напряжены до предела, хотя и это не помогает удерживать ее мертвый вес. Сквозь жалюзи лениво вползает первый утренний свет, и комната выглядит размытой и туманной.
Я заставляю себя подняться, умываюсь и собираюсь побриться, обнаруживаю, что лезвия кончились, и кое-как скребусь старым. Машину решаю не брать и направляюсь к автобусной остановке со странным смешанным чувством свободы и отчаяния, сознавая, что сейчас только десять двадцать, а я уже определился с вечером: пойти и нажраться.
9 
