Но дед упорно не желал этого признавать, он считал Гувера прекрасным и в высшей степени достойным человеком и не видел его вины в том, что миллионы американцев лишились работы и голодают. Семья Рисколлов не пострадала от депрессии, и дед был просто не способен понять, как жестоко страдают те, кто попал в ее мясорубку. А вот Одри возмущалась политикой Гувера, и Эдвард Рисколл называл ее отступницей: на этот раз она решила голосовать за демократического кандидата и была очень довольна, что выдвинули Франклина Рузвельта.
— Напрасно радуешься, все равно он не пройдет. — Эдвард Рисколл с досадой швырнул газету на стол.
— Может быть, и пройдет. Именно его и надо избрать. — Она замолчала и озабоченно нахмурилась. Ее тревожило положение с экономикой страны. Америка неизбежно скатывается в пропасть, может ли она, Одри, оставаться равнодушной? Дед всеми способами избегает серьезных разговоров на эту тему, ведь иначе ему рано или поздно пришлось бы признать, что во всем виноват Гувер.
— Дедушка, — : наконец произнесла она, глядя ему прямо в глаза и прекрасно отдавая себе отчет в том, что сейчас бросит ему вызов и реакция последует незамедлительно, — дедушка, в стране произошла катастрофа, почему ты не желаешь этого замечать? Сейчас тридцать второй год, буквально накануне съезда демократов десятки чикагских банков потерпели крах, страна наводнена безработными, людей просто выбросили на улицу, они голодают. А ты, черт возьми, делаешь вид, будто все прекрасно!
— Он не виноват! — Дед стукнул кулаком по столу, глаза его засверкали. — Это благороднейший человек!
— Именно он и виноват, и плевать всем на его благородство! — В голосе Одри отнюдь не было злобы, скорее некоторый сарказм.
— Одри, что за выражения!
Она не стала извиняться, в этом не было нужды, они слишком хорошо понимали друг друга, к тому же она слишком сильно любила деда, его политические взгляды нисколько ей не мешали. И она улыбнулась ему, хотя он готов был испепелить ее взглядом.
— Давай прямо сейчас заключим пари: я уверена — победит Франклин Рузвельт.
— Никогда! — Он решительно взмахнул рукой, которая всю жизнь голосовала только за республиканцев.
— Ставлю пять долларов.
Он презрительно сощурился.
— Несмотря на все мои старания, ты иногда мало чем отличаешься от грузчика…
Одри Рисколл улыбнулась и встала из-за стола.
— Дедушка, что ты сегодня делаешь?
Дел у него сейчас было не много. Он встречался с друзьями, ездил обедать в клуб «Пасифик юнион», а вернувшись домой, непременно ложился вздремнуть. Когда человеку идет восемьдесят первый год, он имеет на это право. Один из самых крупных банкиров Сан-Франциско, он десять лет назад отошел от дел и мирно зажил с двумя внучками. Теперь вот скоро с ним останется одна. Но, как признался он третьего дня одному из своих друзей, поскольку дом покидает Аннабел, он не очень-то будет скучать по ней. Она знаменитая в Сан-Франциско красавица, зато Одри умна и с характером, близкий друг, родная душа. А с Аннабел они так за все эти годы и не сблизились, между ними всегда стояла Одри, не дававшая в обиду младшую сестренку.
После гибели родителей Одри заботилась о ней как мать и оберегала от всякого рода неприятностей. Сейчас все ее мысли были заняты приготовлениями к свадьбе, непременно пышной и торжественной.
Эдвард Рисколл наконец-то соизволил посмотреть на Одри.
— Я поеду в клуб, а вы, надо полагать, по магазинам с сестричкой, денежки мои последние мотать? — Он любил прикидываться, что разорен, хотя на самом деле его финансы были в полном порядке. Он так удачно вложил свой капитал, что никакие катаклизмы и потрясения в экономике были ему не страшны.
— Да уж, постараемся оставить тебя без гроша. — Одри рассеянно улыбнулась деду. Она всегда тратила на себя очень мало, но Аннабел — другое дело, к тому же они еще не все купили для ее приданого. У невесты будет семь подружек, главная — Одри. Подвенечное платье шили в ателье Магриен из старинных французских кружев, расшитых мелким жемчугом, с очень высоким воротом, который как нельзя более эффектно подчеркивал красоту нежного, как цветок, личика Аннабел. На ее золотые локоны должна была лечь фата из тех же старинных кружев и французского тюля. Одри очень нравились и изысканная фата, и прелестное платье. Анни тоже все очень нравилось, но завлечь ее на очередную примерку было не так-то просто.
Венчание было назначено в епископальной церкви Святого Луки через три недели, и за это время предстояло переделать уйму всяких дел.