Откуда-то издалека раздался такой звук, словно кто-то наступил на утку, а вслед за ним крик:
— Хо, Мегапод!
И разверзся ад.
Из темноты выбежала какая-то… тварь.
Есть такое выражение: "Ни рыба, ни мясо, ни хорошая копченая селёдка". Это существо походило разом и на то, и на другое, и на третье, плюс кусочки прочих тварей, неведомых науке, ночным кошмарам и даже шампуру для шашлыка. В ней точно было что-то красное, плюс хлопанье крыльев, а также Орехх успел разглядеть великого размера сандалий, но главным образом — безумные огромные выпученные глаза и здоровенный красно-жёлтый клюв. Тварь исчезла в новом сумрачном коридоре, непрерывно издавая тот самый крякющий звук, который издают охотники на уток, прежде чем быть подстреленными другими охотниками на уток.
— Ахо! Мегапод! — Было неяно, откуда звучат крики, они раздавались будто со всех сторон разом. — Вон туда потопал! Хо, Мегапод!
Крик был подхвачен многочисленными голосами, а потом из темноты окружающих коридоров (кроме того, в котором скрылась тварь) появились странные фигуры, в которых неверный мерцающий свет Императора вскоре выявил высшее руководство Университета.
Каждый из волшебников восседал на закорках крепкого университетского вахтёра, облачённого в униформу и шляпу-котелок. Вахтёры бежали вперёд, привлекаемые бутылками пива, каковые, согласно традиции, были привязаны посредством верёвки к длинным палкам, находившимся в руках волшебников.
В отдалении снова раздалось грустное кряканье, и главный волшебник возопил, взмахнув своим посохом:
— Птичка Взлетела! Хо, Мегапод!
Волшебники, толкаясь и пихаясь, бросились вперёд, попутно своротив складную лесенку Смимса и потоптавшись по ней крепкими подкованными ботинками своих скакунов.
"Ахо! Мегапод!" ещё некотрое время грохотало вдали. Убедившись, что всё, наконец, стихло, Орехх выбрался из своего укрытия за Императором, подобрал остатки лестницы и огляделся.
— Мастер? — Неуверенно позвал он.
Сверху раздался стон. Орехх поднял взгляд.
— Что с вами, мастер?
— Бывало и лучше, Прорехх. Ноги мои видишь?
Орехх поднял фонарь повыше.
— Да, мастер. К сожалению, лестница сломана.
— Придумай что-нибудь. Я слишком занят, цепляюсь за ступеньки.
— Я полагал, мне платят не за размышления, мастер.
— Не умничай!
— А можно мне поумничать совсем немножко, чтобы придумать способ без травм опустить вас вниз, мастер?
Непрозвучавший ответ непрозвучал весьма резко. Орехх вздохнул и открыл свою большую матерчатую сумку с инструментами.
Вцепившись в головокружительную свечу, Смимс тревожно прислушивался к загадочному звяканью и лязгу внизу.
Внезапно и тихо, так, что Смимс даже вздрогнул от неожиданности, рядом с ним появился какой-то тонкий и гибкий предмет.
— Я соединил вместе три шеста с колпачками для тушения свечей, мастер, — раздался снизу голос Орехха. — А крючок наверху видите? За него зацеплена верёвка. Видите? Думаю, если вы закинете петлю на Императора, она не будет сильно скользить, и вы сможете без проблем опуститься вниз. Кстати, там же и коробок спичек прицеплен.
— Зачем? — спросил Смимс, протягивая руку к верёвке.
— Не мог не заметить, что Император погас, сэр, — весело пояснил голос снизу.
— Нет, не погас!
— Думаю, вы и сами вскоре убедитесь, сэр, потому что я вижу…
— В самом важном отделе Университета не место людям с плохим зрением, Прорехх!
— Простите, мастер. Сам не пойму, что на меня нашло. Теперь я вижу пламя!
Сверху раздался звук чиркнувшей спички, и на потолке появился круг света от зажжённого фитиля свечи, которая никогда не гаснет. Через пару минут Смимс очень осторожно спустился по верёвке на пол. Он стряхнул со своей и без того весьма сальной одежды длинную каплю застывшего свечного воска.
— Вы молодец, сэр, — одобрил Орехх.
— Прекрасно, — сказал Смимс, — Утром тебе придётся снова придти сюда, чтобы забрать…
Но Орехх уже взбирался вверх по верёвке, словно паук по паутине. Раздалось звяканье, и на пол упали три шеста, а вслед за ними спустился и парнишка, зажимая под мышкой крюк. И вот он стоит здесь, воплощённый энтузиазм и чисто отмытая (хотя и плохо одетая) эффективность. Было в нём что-то почти оскорбительное. Свечила просто не знал, как быть. Он чувствовал, что паренька надо одёрнуть, для его же пользы.