105 
Ну и, конечно же, обряд изготовления нового оружия! Кузнец три дня перед этим соблюдает пост и воздержание, возносит молитвы и облачается в чистые одежды; он возжигает благовония, в кузнице обязательно присутствует «родственное» оружие… все это прекрасно известно сейчас, но складывались эти обычаи именно тогда, в первые полтора-два века после взятия Кабира.
Именно тогда…
6
«…именно тогда, когда наши предки окончательно и бесповоротно осознали себя Блистающими, — думал я. — Все верно. Только мы воспринимаем эти обычаи несколько по-иному: считаем, что это мы приучили Придатков… а они считают наоборот. И, наверное, все мы по-своему правы!..»
— А сколько интереснейших песен посвящено мечу! — возбужденно продолжала Матушка Ци. — И до чего же обидно, что многие из них — в особенности творения великого аль-Мутанабби — занесло песком времени. Вот к примеру…
Она прикрыла глаза, надвинув на них морщинистые черепашьи веки, и начала читать — распевно и в то же время жестко:
- Подобен сверканью моей души блеск моего клинка:
- Разящий, он в битве незаменим, он — радость для смельчака.
- Как струи воды в полыханье огня, отливы его ярки,
- И как талисманов старинных резьба, прожилки его тонки.
- А если захочешь ты распознать его настоящий цвет,
- Волна переливов обманет глаза, будто смеясь в ответ.
- Он — тонок и длинен, изящен и строг; он — гордость моих очей,
- Он светится радугой, он блестит, струящийся, как ручей.
- В воде закалялись его края и стали алмазно-тверды,
- Но стойкой была середина меча — воздерживалась от воды.
- Ремень, что его с той поры носил — истерся, пора чинить,
- Но древний клинок сумел и в боях молодость сохранить.
- Так быстро он рубит, что не запятнать его закаленную гладь,
- Как не запятнать и чести того, кто станет его обнажать.
- Мой яростный блеск, когда ты блестишь, это — мои дела,
- Мой радостный звон, когда ты звенишь, это — моя хвала.
- Живой, я живые…
— …а дальше?! — нетерпеливо спросил Кос.
— Концовка утеряна, — закончила старуха, открывая глаза.
Грустные-грустные.
— Утеряна, говорите? — хитро усмехнулся Чэн-Я. — Плохо искали, наверное!
— Хорошо искали! — отрезала Матушка Ци. — Лучше некуда… Друдл, правда, писал года два назад про какого-то кабирского кузнеца, только при чем тут кузнец?!..
— А в старых сундуках смотрели? — участливо поинтересовался Чэн-Я.
Старуха, похоже, решила, что над ней издеваются.
— Не смотрели, значит, — подытожил Чэн-Я. — Ну что ж… зря. Кос, сбегай в комнату, принеси Кобланово наследство… все не тащи, только панцирь!
Кос выскользнул из трапезной и в скором времени вернулся с панцирем. Ан-Танья остановился перед Матушкой Ци, та с недоумением глянула на Коса, на Чэна, на панцирь… и вдруг сощурилась и перегнулась вперед, вглядываясь в бейт, вычеканенный на зерцале.
— Вы, Высший Чэн, непременно будете правителем, — после долгого молчания бросила она.
— Вы уверены?
— Да. Это воистину царский подарок.
И вполголоса, словно пробуя на вкус каждый звук:
- Живой, я живые тела крушу; стальной, ты крушишь металл,
- И, значит, против своей родни каждый из нас восстал!
Мы молчали.
— А… переписать можно? — спросила Матушка Ци с несвойственной для нее робостью.
Чэн-Я кивнул.
Кос отнес панцирь в угол — и через мгновение на столе, как по волшебству, возникли медная чернильница, костяной калам и лист тонкой бумаги.
Ан-Танья, как всегда, был готов к любому повороту судьбы.
Матушка Ци переписала недостающие строки — писала она по памяти, не глядя на панцирь, так что Чэн-Я не очень-то понял, зачем ей понадобилось именно сейчас скрипеть каламом, да еще спрашивать разрешения. Потом она попросила Чэна повторить наш сон — и тоже все старательно записала. Теперь, похоже, она готова была продать нам могилу собственного деда — так иногда говаривали в Кабире в подобных случаях, и этот образ всплыл из глубин сознания Чэна непроизвольно — и Чэн-Я решился.
— Кстати, о мечах, — небрежно начал Чэн-Я. — У вас там в свитке, Матушка Ци, была любопытная пометка на полях. Насчет правителя Ю Шикуаня и его меча Цзюваньдао…
Калам старухи заскрипел как-то не так, и я с сожалением понял, что могиле деда суждено остаться непроданной.
— Приятно, когда молодые господа интересуются прошлым, — зачастила Матушка Ци в своей обычной манере, — и не то чтобы совсем прошлым, а почти что и не прошлым вовсе, потому что разве ж это прошлое — правитель Ю и его меч?.. нет, это совсем не прошлое, а выжившая из ума бабка записала для памяти — забудет ведь, и не вспомнит ничего, и никогда, и ни за что…
105 
