Капец
137 
Их дом стоял между Гилберт-стрит и Джонсон-стрит, пересекавших Айова-авеню. Дэнни узнал этот двухэтажный дом. Тогда клиновидные отделочные доски, которые покрывали стены и крышу, были бледно-желтого цвета. Они с Кэти и малышом жили на первом этаже. С тех пор дом перекрасили в серый цвет. Похоже, теперь оба этажа занимала одна семья.
— Вот этот, серый? — спросил Джо.
Должно быть, нынешние обитатели дома еще сильнее страдали от шума. Поток машин, несущихся к центру города, заметно возрос.
— Да, серый, — коротко ответил Дэнни.
Он повернулся к дому спиной. За шесть лет деревья на бульварчике разрослись и даже стали красивыми.
— Дед говорил, ты не любишь Айова-авеню и стараешься не ездить по ней.
— Это так, Джо.
Они стояли плечом к плечу и смотрели на едущие машины.
— В чем дело? Я что, наказан? — спросил Джо.
— Нет. Ты не наказан. Ты уже мертв.
Дэнни махнул в сторону проезжей части.
— Ты погиб вон там, на дороге. Это было весной шестьдесят седьмого года. Тебе тогда было всего два годика, и ты еще не мог обходиться без подгузников.
— Меня сбила машина? — спросил Джо.
— До сих пор удивляюсь, почему она тебя не сбила, — ответил отец. — Но если бы ты погиб под колесами, меня бы тоже не было в живых.
За рулем машины, ехавшей по противоположной стороне, сидела И Ин. Она возвращалась с ночного дежурства и видела Дэнни и Джо, стоящих на Айова-авеню. Мимо них проехал коллега Дэнни по Писательской мастерской, поэт Марвин Белл[157]. Он просигналил в знак приветствия, но ни отец, ни сын этого даже не заметили.
Быть может, Дэнни и Джо вовсе не стояли на тротуаре, глядя на машины: возможно, они находились не в осени семьдесят третьего, а в весне шестьдесят седьмого. Во всяком случае, писатель Дэниел Бачагалупо, еще не взявший себе псевдоним, был там. Дэнни часто казалось, что он вообще не покидал того времени.
А в ресторане «Авеллино» Лоретта принесла писателю первое блюдо из тех, которыми сегодня намеревался удивить его отец. Это был сатай из говядины в арахисовом соусе, приготовленный по рецепту Агу. Говядину повар зажарил на деревянных шампурах. В качестве жидкой панировки Тони Эйнджел использовал смесь из креветок, стеблей фасоли и спаржи. Сатай полагалось есть деревянными палочками. Лоретта их принесла, но не торопилась передавать писателю.
— Не помню, ты умеешь ими есть? — спросила она.
(Писатель знал, что она лукавит.)
— Конечно умею.
Лоретта по-прежнему не отдавала ему палочек.
— А знаешь что? Ты слишком много времени проводишь в одиночестве, — сказала она.
— Да, я слишком много времени провожу в одиночестве, — повторил за ней Дэнни.
Легкий флирт — это все, что они оба себе позволяли. Мысль вступить в интимные отношения их ужасала. Наверное, потому, что оба знали об интимных отношениях между поваром и Селест.
Всякий раз, когда Дэнни задумывался о такой возможности, он представлял, что Лоретта скажет: «Это как если бы брат с сестрой занялись сексом или что-то вроде того!»
— О чем ты пишешь? — спросила Лоретта.
Ей думалось: пока она не отдаст Дэнни палочки, он будет смотреть не в блокнот, а на нее.
— Да так, набрасываю диалог.
— Вроде нашего?
— Нет… другой.
Внимание к ней было потеряно, и Лоретта отдала писателю палочки. Блокнот лежал совсем рядом, и официантка могла бы прочесть диалог, о котором сказал Дэнни. Но он не любил, когда другие заглядывают в его блокнот, и она решила не сердить писателя.
— Надеюсь, сюрприз тебе понравится, — сказала Лоретта.
Это блюдо Дэнни очень часто заказывал в «Мао».
— Передай отцу: он замечательно придумал, — сказал Дэнни удаляющейся Лоретте.
Он вновь пробежал глазами записи. Дэнни хотелось, чтобы диалог получился буквальным, чтобы оттуда не исчезли удивление и настороженность, с какими восьмилетний мальчишка спрашивал отца: «А почему бы тебя тоже не было в живых, если бы меня сбила машина?» (Дэнни тут же записал цепочку слов. Именно так мальчик и спросит.)
Крошка и Мэй, ожидавшие свои пиццы, видели сцену между мужчиной за столиком и официанткой. Но какая досада, что они не услышали ни одного слова!
— Похоже, официантка хочет трахнуться с ним, но ей что-то мешает, — сказала Крошка.
— Сразу видно: ему писульки в блокноте интереснее этой девки, — ответила Мэй.
137 
