Одного из бородатых художников Эми ударила вначале левой, затем правой рукой.
— Я не приземляюсь в загоны со свиньями! — крикнула он двоим другим.
Остальную часть спектакля Дэнни и Джо видели целиком.
— Эй, гении искусства, кто из вас полезет за моим парашютом? — спросила Эми, кивая в сторону загона.
К этому времени свиньи успокоились. Они сгрудились у изгороди и, просунув пятачки сквозь ряды проволоки, разглядывали человеческое стадо. Дэнни пытался распознать среди них свинью, с которой успел подружиться его сын, но издали все свиньи были похожи. Позади, в грязи и навозе, валялся парашют, похожий на флаг, оброненный на поле сражения.
— Хозяин фермы запретил нам входить в загон, — промямлил один из художников.
Дэнни передал малыша Кэти.
— Неужели так трудно было не спускать его с рук?
— Надержалась. Он и так обмочил мне все руки, — поморщилась Кэти.
— Но на нем же был подгузник.
— У меня и сейчас руки мокрые, — буркнула жена.
— Ты даже не следила за ним, — сказал Дэнни, ощущая поднимавшееся раздражение.
Голова посетовавшего художника была плотно зажата у Эми под мышкой.
— Я вытащу твой дерьмовый парашют, — вдруг сказала ей Кэти.
— Тебе нельзя в загон, — насторожился Дэнни.
— Обойдусь без твоих указаний, герой, — огрызнулась Кэти.
В ней пробудился дух соперничества. Сначала эта голая парашютистка стянула все внимание художников на себя, потом Дэнни с его джентльменством. Кэти очень не любила, когда о ней забывали. Но сильнее всего ей сейчас хотелось раздеться.
— Я просто не хочу пачкать одежду в свинячьем дерьме. Надеюсь, ты не возражаешь? — спросила она Дэнни.
Ответа не требовалось. Кэти уже раздевалась, передавая одежду художнику, не попавшему под горячую руку парашютистки.
— Извини, тебе свои тряпки отдать не могу. Запачкаются. Ты бы на себя посмотрел, — с вызовом бросила она Дэнни.
— А если с тобой что-нибудь случится, прямо на глазах у Джо? — попробовал урезонить он жену.
— Ну и что? Двухлетка ничего не запомнит. Это у тебя обостренная писательская память!
Голая, дерзкая, желавшая как можно скорее вернуть себе внимание собравшихся. Дэнни смотрел на жену: то, что раньше привлекало его в Кэти, теперь отталкивало. Он ошибался, принимая ее бесстыдство за сексуальную смелость. Тогда она казалась ему сексуальной и прогрессивной, хотя на самом деле Кэти была вульгарной и ненадежной. Все в ней, что прежде было таким желанным для него, нынче вызывало отвращение. Неужели за два года у него испарились все чувства к Кэти? (Сексуальных чувств уже не было. Любовь к ней продержалась чуть дольше, но почему — этого ни Дэнни, ни другой писатель на его месте не смогли бы объяснить.)
Он понес Джо в ту же ванную на первом этаже, чтобы отмыться под душем или хотя бы попытаться это сделать. (Дэнни не знал, как воспримут свиньи появление Кэти в загоне. Если вдруг набросятся — Джо лучше не видеть свою голую мать окровавленной. Такая сцена врежется в память двухлетнего ребенка.)
— А мама даст Небесной леди свою одежду? — спросил Джо.
— Нет, мой маленький. Небесной леди мамина одежда не подойдет.
Художники предлагали Эми что-то из одежды, но она отказалась. Ей требовался душ, и только. Одежду ей привезут пилот с помощником.
— И пусть только попробуют не привезти, — добавила она.
Художник, не испытавший тяжесть ее руки, повел Эми на второй этаж.
— Надеюсь, ваша ванная окажется чище этой, — сказал Дэнни.
— Мне все равно. А эта юркая девица, что взялась достать мой парашют, — ваша жена? — спросила парашютистка, останавливаясь на ступенях.
— Да.
— Девочка с яйцами. Вы согласны?
— Согласен. Кэти любит риск.
Дэнни забыл, что в нижней ванной совсем нет полотенец. Но сейчас ему было важнее отмыться от свинячьего навоза самому и отмыть Джо. Кому какое дело, если они выйдут мокрыми? К тому же одежда малыша каким-то чудесным образом не запачкалась. Только штанишки были мокроватыми, но это оттого, что Джо изрядно написал в подгузник.
— Я вижу, тебе очень понравилось имбирное ситро? — спросил у сына Дэнни.
Он не взял у Кэти чистый подгузник, но сейчас не это было главным. Руки малыша прилично измазались в навозе. К счастью, только руки. Сам Дэнни вымазался весь: не только одежда, но и кроссовки выразительно пахли загоном. Что ж, если его жена может щеголять голой, сборище творцов не будет шокировано, лицезрея его в спортивных трусах. Апрель в Айове — теплое время года. Пока еще и солнце светит. Так что он не замерзнет.