Запах дикого зверя был сильным и неприятным, но сверкающие глаза волчицы заставляли забыть о нем.
Тем временем вожак растянулся перед Францем Эккартом, который с силой гладил его.
Внезапно вдали послышались голоса и крики. Звери замерли, насторожили уши и вытянули морды. Франц Эккарт встал. Волки тоже поднялись. Он хлопнул в ладоши.
— Бегите! — приказал он им.
Они опустили голову, искоса посмотрели на него и в три прыжка исчезли в зарослях. Франц Эккарт и Жанна поправили одежду и стряхнули с себя шерсть. Через несколько минут голоса зазвучали ближе. Жанна держала под руку Франца Эккарта, они изображали мирно прогуливающуюся парочку. На тропинке показались пять всадников. Жанна узнала того, кто был впереди: сын городского старшины, молодой человек с большим гонором, любитель псовой охоты, закатывавший шумные пиры на постоялом дворе «Золотая лошадь» и, по слухам, не чуравшийся общества продажных девок. В руках он держал тяжелое и явно неудобное оружие — аркебузу. Жанна видела, как из такой стреляли на ярмарке: пока его зарядишь, волки покончат и с лошадью и с наездником. Другие всадники были вооружены луками и копьями.
Они обменялись приветствиями.
— Вам следует быть осторожнее. В лесу полно волков.
— Так близко от города? — спросил Франц Эккарт.
— Их наглость безгранична.
— Боже мой, волки! — воскликнула Жанна. — Скорее вернемся домой!
— Идите по этой тропинке, она выведет вас на дорогу. Там будет безопаснее.
Пожелав друг другу удачи, они распрощались. Отойдя подальше, Жанна и Франц Эккарт расхохотались.
— Боже мой, волки! — повторил Франц Эккарт, передразнивая Жанну.
— С тех пор, как было сказано, что ангелы выше демонов, что природа — обиталище последних, что нам следует презирать тело свое и чувства, мы стали чужими самим себе, — начал Франц Эккарт.
Жанна вернулась домой, изнуренная общением с волками. Она неохотно вымыла руки генуэзским мылом из лавандового масла. Звериный запах был очень сильным и чересчур настойчиво напоминал о странных и благословенных мгновениях дружбы с хищниками.
Франц Эккарт ел сливы. Послеполуденное солнце сделало багровой промасленную бумагу окон, и луч его сквозь открытую форточку коснулся оловянного блюда. Словно воспламенившись, оно изменило свою природу: превратилось в серебряное, а затем в некий мерцающий таинственный предмет. Франц Эккарт долго смотрел на него, будто видел впервые. Жанна тоже. Она уже не могла оторвать глаз от этого сверкания. Быть может, в нем сокрыта некая тайна, которую нужно разгадать. Голос Франца Эккарта вывел ее из этого зачарованного состояния.
— Мы глухи и слепы, телом и духом. Мы потеряли способность понимать настроение дождя и желание зверя. Разучились читать звездное небо и водную гладь. Не ощущаем больше жизнь духов вокруг нас. Мы стали похожи на одинокие, бездушные статуи.
— Этому ты учишь сына?
— Я учу его читать не только книгу, но и мир. Не пугаться при встрече с демоном, а просто прогнать его, если он докучает. Ибо демон никогда не появляется без причины. И нужно, прежде всего, понять, отчего он пришел.
Жанне показалась ужасной мысль о визите демона — и еще более о беседе с ним. Она содрогнулась. Однако с тех пор, как Франц Эккарт делил с ней жизнь, мир казался ей куда просторнее, чем прежде.
Он опустошил почти всю вазу с фруктами.
— Демон — это всего лишь порождение страдания и несправедливости. Часто он отличается крайним невежеством. Почти таким же, как люди.
Она коротко рассмеялась.
— Полагаю, ты составил гороскоп путешествия Жака Адальберта, Деодата и Феррандо, — сказала она, чтобы сменить тему.
— Они вернутся, — ответил он. — Но я сомневаюсь, чтобы они вновь пустились в плавание.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Они поймут очевидное: их открытие представляет интерес только для королей и ученых. Какие бы богатства они ни обнаружили, воспользоваться ими они не смогут.
— Не отбивает ли мудрость вкус к жизни? — спросила она.
— Мне, напротив, дает.
Зима 1499 года оказалась самой суровой из тех, что помнила Жанна.
Франц Эккарт предупредил их заранее — ее саму, Франсуа и Жака Адальберта: не только аисты улетели раньше, чем обычно, но и медведи залегли в берлогу задолго до срока.
Веря в предвидение Франца Эккарта, Жанна запасла побольше дров из опасения, что раздобыть их будет нельзя. Она велела прочистить все дымоходы и установила в подвалах жаровни, которые придумала жечь некогда в Париже, чтобы не дать вину замерзнуть. Теперь надо было думать не только о спасении бочек, которые могли расколоться, но и о том, как прогреть первый этаж, где ледяной холод, казалось, сочился из каменных плит. Кроме того, она сделала большой запас муки и солений.